очень нудно 
30 
– Помни про Дрейфуса. Не сунь бумаги в мусорную корзину, чтобы потом их нашли.
– Я сожгу их в присутствии Синтии в качестве жертвоприношения. – Он шагнул за дверь и тут же вернулся. – Пожелайте мне счастья, Кэсл.
– Конечно. От всей души.
Шаблонная фраза, правда окрашенная теплом, как-то сама сорвалась с языка Кэсла. И поразила его своей точностью – словно, поехав отдохнуть к морю, он заглянул в знакомую пещеру и вдруг увидел на знакомой скале примитивное изображение человеческого лица, которое раньше принимал за прихотливый узор плесени.
Полчаса спустя зазвонил телефон. Девичий голос произнес:
– Джи.У. хочет переговорить с А.Д.
– Худо дело, – произнес Кэсл. – А.Д. не может переговорить с Джи.У.
– Кто у телефона? – с великой подозрительностью спросил голос.
– Некто М.К.
– Не кладите, пожалуйста, трубки.
На линии раздалось что-то вроде заливчатого лая. Затем на фоне собачьей радости послышался голос, принадлежавший, несомненно, Уотсону:
– Это, видимо, Кэсл?
– Да.
– Мне надо поговорить с Дэвисом.
– Его нет на месте.
– А где он?
– Вернется в час дня.
– Слишком поздно. А сейчас он где?
– У своего дантиста, – нехотя ответил Кэсл. Он не любил участвовать в чужой лжи: это так все осложняет.
– Перейдем-ка лучше на спецсвязь, – сказал Уотсон. По обыкновению, произошла неувязка: один из них, слишком рано нажав кнопку, снова переключился на обычную линию, как раз когда другой переключился на спецсвязь. Когда наконец они услышали друг друга, Уотсон сказал:
– А вы не можете его разыскать? Его вызывают на совещание.
– Едва ли я могу вытащить его из зубоврачебного кресла. К тому же я не знаю, кто его врач. В его досье это не указано.
– Нет? – отозвался Уотсон с неодобрением. – Тогда ему следовало оставить записку с адресом.
В свое время Уотсон хотел стать барристером [адвокатом], но не вышло. Возможно, не понравилась его чрезмерная прямолинейность: поучать – видимо, считало большинство – это дело судей, а не младших адвокатов. А в управлении Форин-офиса те самые качества, которые так подвели Уотсона в адвокатуре, помогли ему быстро подняться по службе. Он без труда обскакал людей старшего поколения, вроде Кэсла.
– Он обязан был поставить меня в известность о том, что уходит, – сказал Уотсон.
– Возможно, у него внезапно разболелся зуб.
– Шеф специально велел, чтобы Дэвис присутствовал на совещании. Он хотел обсудить с ним потом какое-то донесение. Дэвис, надеюсь, его получил?
– Да, он говорил о каком-то донесении. Похоже, он счел это обычной ерундой.
– Ерундой? Это же был сугубо секретный материал. Что он с ним сделал?
– Очевидно, положил в сейф.
– А вы не могли бы проверить?
– Сейчас попрошу его секретаршу… ох, извините, она сегодня выходная. А это так важно?
– Шеф, видимо, считает, что да. Я полагаю, раз нет Дэвиса, на совещание надо прийти вам, хотя это и птичка Дэвиса. Итак, комната сто двадцать один, ровно в двенадцать.
Непохоже было, чтобы требовалось так срочно созывать это совещание. На нем присутствовал представитель МИ-5, которого Кэсл никогда прежде не видел, так как главным пунктом повестки дня было более точное разграничение функций между разведкой МИ-6 и контрразведкой МИ-5. До последней мировой войны МИ-6 никогда не работало на территории Великобритании – проблемами безопасности занималось МИ-5. Это правило было нарушено в Африке после падения Франции, когда возникла необходимость засылать с британской территории агентов в колонии, подчинявшиеся правительству Виши. После наступления мира старая система не была полностью восстановлена. Танзанию и Занзибар официально объединили в единое государство [очевидно, речь идет об объединении Танганьики с Занзибаром в государство Танзанию, что действительно произошло в 1964 г], вошедшее в Британское Содружество, хотя на Занзибаре находилось столько китайских тренировочных лагерей, что его трудно было считать британской территорией. В деятельности разведки и контрразведки стала возникать путаница, поскольку и та и другая служба имела там своих резидентов и отношения между ними не всегда были добрыми и дружественными.
– Соперничество, – сказал шеф, открывая совещание, – хорошо до определенного предела. А между нашими службами возникает порой недоверие. Мы не всегда обмениваемся разработками об агентах. Иногда мы используем одного и того же человека и для шпионажа и для контрразведки. – И он откинулся в кресле, давая высказаться представителю МИ-5.
30 
