4

Раз в месяц в свой свободный день Кэсл брал Сару и Сэма на экскурсию в Восточный Суссекс, на дюны, поросшие соснами, где жила его мать. Никто никогда не оспаривал необходимости этой поездки, хотя Кэсл сомневался, что даже его мать получала удовольствие от их приезда, – правда, должен был он признать, она делала все, чтобы им угодить… сообразно своим представлениям о том, что им может нравиться. Всякий раз Сэма ждало в морозильнике ванильное мороженое, – а он предпочитал шоколадное, – и хотя жила мать Кэсла всего в полумиле от станции, она неизменно заказывала для них такси. Кэсл, не хотевший по возвращении в Англию заводить машину, пришел к мысли, что мать, видимо, считает его человеком непреуспевшим и нуждающимся, а Сара сказала ему однажды, что слишком там с ней носятся: она себя чувствует этакой почетной черной гостьей, которую пригласили на прием, устроенный в саду противниками апартеида.

Еще одним источником напряжения был Буллер. Кэсл перестал препираться с Сарой по поводу того, что Буллера следует оставлять дома. Сара была уверена, что без них его наверняка прикончат люди в масках, а Кэсл говорил, что ведь они купили собаку, чтобы она защищала их, а не для того, чтобы защищать ее. В конечном счете все же легче было уступить Саре, хотя его мать терпеть не могла собак, да к тому же у нее была бирманская кошка, которую Буллер поставил себе задачей уничтожить. Перед их приездом миссис Кэсл запирала кошку в спальне и потом на протяжении долгого дня время от времени вздыхала о печальной участи кошки, лишенной человеческого общества. Как-то раз Буллера обнаружили у двери в спальню – он лежал, распластавшись, в ожидании счастливой минуты и тяжело дышал, точно шекспировский убийца. После этого миссис Кэсл написала Саре длинное письмо, полное укоров. Судя по письму, кошка больше недели страдала потом нервным расстройством. Она отказывалась есть кошачьи консервы и, словно объявив своеобразную голодовку, жила на одном молоке.

Мрачное настроение охватывало всех, как только такси въезжало в глубокую тень обсаженной лаврами аллеи, что вела к дому с высокими коньками в эдвардианском стиле, который купил отец Кэсла, выйдя на пенсию, так как дом стоял рядом с полем для гольфа. (Вскоре после этого с отцом случился удар, и он не в состоянии был даже дойти до клуба.)

Миссис Кэсл неизменно встречала их на крыльце, высокая и прямая, в старомодной юбке, позволявшей любоваться ее тонкими щиколотками, и в блузке с высоким воротником, какие носила королева Александра [супруга английского короля Эдуарда VII, правившего с 1901 по 1910 г.], чтобы скрыть морщины. Не желая, чтобы мать заметила, как у него упало настроение, Кэсл выжимал из себя веселость и с излишней восторженностью обнимал ее, на что она еле отвечала. Она считала, что открыто выраженные чувства всегда наигранны. При таком характере ей следовало бы выйти замуж за посла или губернатора колонии, а не за сельского врача.

– Ты великолепно выглядишь, мама, – сказал Кэсл.

– Я вполне прилично себя чувствую для моих лет. – А было ей восемьдесят пять. Саре для поцелуя она подставила гладкую белую щеку, пахнущую лавандой. – Надеюсь, Сэм снова чувствует себя хорошо.

– О да, лучше некуда.

– Карантин кончился?

– Конечно.

Успокоившись на сей счет, миссис Кэсл чмокнула мальчика.

– Ты, очевидно, скоро пойдешь в подготовительную школу, да?

Сэм кивнул.

– Тебе понравится играть с другими мальчиками. А где Буллер?

– Отправился наверх искать Дили-бом, – не без удовольствия заявил Сэм.

После обеда Сара забрала Сэма и Буллера и пошла с ними в сад, чтобы дать возможность Кэслу немного побыть с матерью наедине. Так у них уж было ежемесячно заведено. Сара хотела сделать как лучше, но у Кэсла создавалось впечатление, что мать была рада, когда их задушевная беседа подходила к концу. Всякий раз между ними долго царило молчание, пока миссис Кэсл наливала две чашки никому уже не нужного кофе, а затем заводила разговор на какую-нибудь тему, которую, как понимал Кэсл, заблаговременно продумала, чтобы заполнить брешь.

– Какая жуткая была воздушная катастрофа на прошлой неделе, – сказала миссис Кэсл и положила кусочек сахара в свою чашку и два кусочка – в его.

– Да. Безусловно. Жуть. – А сам пытался вспомнить, с самолетом какой же компании это случилось и где… «ТВА»? В Калькутте?

– Я невольно подумала, что сталось бы с Сэмом, если бы вы с Сарой летели на этом самолете.

  46