39 
— Куда?
— В любое место.
Я подняла руку, и он сказал.
— Открой глаза.
Он потянулся и ткнул пальцем в самую ближайшую станцию метро к тому месту, куда я показала. Малостранска.
— Вот куда мы собираемся, — сказал он.
— Правда?
Он поднял наши рюкзаки и сказал.
— Правда.
— А что, если это ужасный район? Может быть опасно.
— Я же говорил тебе, что никогда не позволю чему-либо плохому случиться с тобой.
— Некоторые вещи в мире вне даже твоего контроля.
Его плечи напряглись, а взгляд потемнел.
— Я это знаю. Поверь мне... я знаю.
Выражение его лица стало обеспокоенным, заполненным призраками и намеками. Это выражение рассказало мне о нем больше, чем любые слова, которые он мог произнести. Вот что он имел в виду, когда сказал, что будет защищать меня. Это было ясно написано на его лицо, какая бы трагедия не ворвалась в его воспоминания после моих слов.
Я не могла смотреть на это лицо и не доверять ему.
Я переплела его пальцы со своими и сказала:
— Я за.
Когда он улыбнулся, показалось, что этих призраков никогда и не было.
Мы купили билет в метро и вместе выяснили, на какой поезд сесть. Платформа метро выглядела как что-то из научно — фантастического романа. Все, что я до этого видела в Праге, выглядело так, будто я ступила в прошлое, но здесь было все наоборот. Стены и потолки были выложены золотыми, серебряными и зелеными плитками, они плавно переходили в сотню небольших сводов, которые формировали один длинный туннель. Тонкая, но яркая линия проходила по всей длине изогнутого потолка, отбрасывая на туннель жутковатый отблеск.
Поезд тихо приближался на станцию, но мои волосы развевались на создаваемом им ветру. Вагон поезда был уже заполнен, когда мы вошли, и новые пассажиры вставали перед нами и позади нас. Я все еще искала место, чтобы присесть или постоять, или даже схватиться, когда поезд начал двигаться. Я качнулась в сторону на своего соседа, а затем почувствовала, как Хант сжал мою руку и притянул меня к себе.
— Хватайся, принцесса.
Я вцепилась в его талию и держалась за его тело.
Он заговорил мне в ухо.
— Я имел в виду ухватиться за поручень над головой, но это тоже работает.
— Не думаю, что могу дотянуться до него, — сказала я.
В реальности я даже не хотела пытаться. Я больше предпочитала держаться за него.
Поезд настолько был забит, что в любой определенный момент времени я дотрагивалась, по крайней мере, до трех людей. По другую сторону от Ханта мне улыбался высокий парень за двадцать с волосами до плеч каждый раз, когда я слегка касалась его. Поезд замедлился, когда подъехал к станции, и рука Ханта сжала мое бедро, чтобы удержать меня. Она, собственническая и сильная, осталась там даже тогда, когда мы начали двигаться. Сквозь джинсы я могла чувствовать жар от его руки, как клеймо.
Как только перед нами освободилось место, он подтолкнул меня к нему. Я рухнула на лавку и показала ему отдать мне мой рюкзак, но он покачал головой.
— Я в порядке.
Он стоял передо мной, прямо между мной и парнем с длинными волосами, блокируя меня как охранник. Я бы разозлилась, если бы не было так жарко. Он поднял обе руки над головой, чтобы держаться за поручень, и показалась та самая часть кожи на его талии, которая сводила меня с ума большую часть последних двенадцати часов.
Во рту пересохло.
Будет странно, если я потянусь и потрогаю хорошо натренированные мышцы? Своим лицом?
Если сейчас он не смотрел на длинноволосого парня, то я думаю, что делал он это целенаправленно.
Мы въехали на станцию, которую я выбрала, и Хант снова взял меня за руку, когда поезд замедлился и остановился. Я последовала за ним на выход со станции и дальше по улице, и даже когда мы отошли от толп двигающихся людей, его рука все еще крепко удерживала мою.
Что бы ни случилось между нами прошлой ночью... это изменило его. Сейчас он снова касался меня, но по-другому, не так, как я помнила его прикосновения прошлой ночью. Сейчас он прикасался ко мне так, будто знал меня, а не как к какой — то незнакомке в баре. Он смотрел на меня, когда думал, что я не в состоянии говорить. И он не задавал вопросов, по крайней мере, надоедливых.
Что-то в моем животе начало оседать и я могла чувствовать, как это что-то исчезло.
— Ничего больше безумного не случилось прошлой ночью, верно?
39 
