95 
— Откуда мне знать? — откликнулась ведьма. — Ты просил найти твоих ведьмаков. Я нашла. Слово свое сдержала, между прочим, в отличие от некоторых.
Последняя фраза явно предназначалась Панасу, который тут же замялся, занервничал, как нашкодивший мальчишка. Знал, что виноват.
— Ты это насчет сарая? — на всякий случай уточнил он. — Так я от своих слов не отказываюсь.
— Но и исполнять не спешишь, — скептически фыркнула ведьма.
Голова окончательно стушевался под осуждающим взглядом светло-серых, с притаившимися в глубине зелеными искорками глаз ведьмы. Как ни крути, а везде он виноват, выходит. Наобещал с три короба, а с выполнением обещанного как-то не задалось. И вроде бы старается, пыжится, даже парней, что из других сел зазвал в качестве предполагаемых женихов для Светлолики, привлекает, а воз и ныне там. Нету ни сарайчика, ни загородки к нему, ни коз обещанных, ни кур. Вот обозлится ведьма и уйдет. С кого за это спрос будет? С него, разумеется.
— Ну-у-у… я того… этого… — начал было мямлить голова, ибо сказать что-нибудь надо было, а слова разумные отчего-то не находились: как ни откроешь рот, все какое-то мычание вырывается, будто сглазил кто.
— Ясно все с тобой, голова, — насмешливо хмыкнула Лика. — Ну, прощевай.
Она резко развернулась так, что взметнулся подол домотканого платья вокруг стройных девичьих ног, и пошла прочь. Увидев мерное покачивание ткани в такт легких девичьих шагов, Алишер отчего-то покраснел и сам удивился этому. Уж не помнил, когда кровь так жарко приливала к щекам. Разве в нежном детстве только. Вервольфы деловито поднялись на мощные лапы, грозно рявкнули на мужчину, чтобы не смел следовать за ними, а то откусят чего-нибудь, и потрусили за хозяйкой. Что характерно, ни одна, даже самая брехливая собака не посмела высунуть свой нос и тявкнуть что-нибудь вслед.
— Как — прощевай? — с отчаянием выдавил из себя Панас. — До свидания нужно говорить, Светлолика! Увидимся же еще… Или нет?
Но его вопль остался гласом вопиющим в пустыне. Ответа не последовало.
— Вот бесова девка! — вздохнул Панас и огрел все еще пребывавшего в некотором замешательстве от собственной реакции на местную ведьму Алишера по плечу, да так сильно, что ведьмак пошатнулся от неожиданности. — И никто ей, чертовке, не указ. Ведь уйдет, паршивка! Соберет свои манатки в узел и уйдет!
— Так что ты тогда стоишь, как каменюга посередь поля? — поинтересовалась у мужа Параскева. — С храмом-то уже почти все закончили. Собери ребят, да и айда к ведьме, сарай ладить.
Идея была хороша, не придерешься. Но уже темнело, и даже видавшего виды Алишера передернуло только от одной мысли, что кто-то может пойти в Безымянный лес после захода солнца. Не важно, будут ли это крепкие молодцы с топорами или еще кто-то. Как показала практика, наличие оружия в Безымянном лесу не главное. Вон ведьма даже без ножа ходит… правда, в сопровождении оборотней. «Интересно, а где она раздобыла таких серьезных зверей?» — подумал ведьмак.
— Так темнеет уже… — озвучил внутренние сомнения ведьмака голова.
— А ты темноты боишься? — не удержалась от «шпильки» Алкефа, но взглядом красотка обшаривала мускулистую фигуру ведьмака.
Она бы еще и проверила, так ли крепки на ощупь рельефные мышцы и сильно ли различается кожа рубцов шрамов от остальной, если бы не стоящий рядом муж.
«Вот и выходи после этого замуж, — с досадой подумала она. — Ведь никакого веселья в жизни не остается, одни серые будни да стирка портков».
— Не боюсь, — сказал как мечом рубанул голова. — Да только как без света сарай ладить? Не видно же ничего будет. Такое построить можем, что Дика еще больше расстроится.
Параскева ожгла зарвавшуюся рыжую кокетку уничижительным взглядом и предложила ей, прежде чем с советами к путным людям лезть, прикупить побольше ткани на блузки, а то ведь явно вещи застираны, да так сильно сели после последней стирки, что грудь уже не вмещается и через край выплеснуть норовит.
— Этак ты в следующий раз после стирки кофту свою и на нос не натянешь, — закончила она свою отповедь.
Бабы довольно засмеялись, им любое унижение рыжеволосой кокетки в радость. Алкефа покраснела и открыла было рот, чтобы доходчиво объяснить селянкам, что аппетитных женских форм стесняется только тот, кто их не имеет, но ее муж не дал ей такого шанса. Взял он разгоряченную перепалкой супругу за талию, перекинул через плечо и унес по направлению к дому под хохот окружающих, полностью игнорируя возмущенные вопли женщины. Алкефа поняла, что наверняка пропустит самое интересное, но поздно. Оставалось лишь бессильно кусать собственные локти и молотить кулачками спину мужа. «Угораздило же выйти замуж за такого здорового! Его пинай не пинай, все как кабану ивовый прутик», — сокрушалась она.
95 
