очень нудно 
49 
— А Урджин и Эста?
— Это моя забота.
Он не стал ей перечить. Назефри указала на карте место, где корабль должен был подождать остальных и, не сказав ни слова, побежала обратно. Камилли едва успел нагнать ее и поймать за руку в движущемся на него потоке людей.
— Куда ты собралась?
— Оставь меня. Улетай.
— Послушай, ты, взбалмошная девчонка, если сейчас же не скажешь, что собралась делать, этот корабль никуда не полетит!
Назефри обернулась и открыла было рот, чтобы послать этого блондина куда подальше, но при одном только взгляде на его разъяренное лицо, немедленно передумала.
— На другой платформе, которая расположена под этой, спрятаны два авиамотоцикла. Я намерена их забрать, если ты понимаешь, о чем я?
— Я прекрасно понимаю, о чем ты. А как ты собиралась их сюда перегнать одна за десять минут?
— Взяв второй на буксир, идиот!
Он ничего не ответил, предпочитая не спорить с этой гарпией, и просто последовал за ней. Нырнув в один из люков в полу они побежали по узкому туннелю вниз. Дорога заняла меньше минуты. Они наткнулись на очередной люк, встроенный на этот раз в стену, и с легкостью открыли его, нажав на кнопку. Платформа, на которой они очутились, была точно такой же, как и верхняя, за исключением того, что здесь не было ни души.
— Где они спрятаны?
— Здесь.
Девушка подошла к небольшой отгороженной абсолютно пустой площадке.
— И где же они?
— Прямо перед тобой, недотепа.
Присев на корточки, она стала что-то нащупывать на полу.
— Я точно, недотепа! — улыбнулся Камилли, и дабы закончить со всем побыстрее, ринулся вперед, наткнулся на что-то, очевидно мотоциклы, и одним движением руки сорвал с них светоотражающий тент. Он заискрился в руках, переливаясь всеми цветами радуги, и, наконец, стал черным.
— Интересно, что новейшая доннарийская разработка делает в этом богом забытом месте? — с ехидством заметил Камилли.
— Этот старый олманский светоотражающий тент — моя личная собственность, отрезала Назефри и вырвала тяжелую ткань из сильных мужских рук.
— А нельзя быть более вежливой, или ты считаешь, что доннарийцы такого внимания не достойны?
— Мне наплевать, кто ты, доннариец, олманец или ксилуанин. Если ты решил помочь, делай это молча!
— Знаешь, что тебе нужно? — спросил он, глядя на нее своими потемневшими от гнева глазами.
— Что? — неожиданно замерла на месте Назефри и с вызовом посмотрела на него.
— Хорошая порка!
— Вы, мужчины, только и умеете, что угрожать.
— Почему же? Мы еще кое-что умеем!
— Что же?
Было в этом что-то, что разожгло в нем сильный пожар. Он хотел одного: хорошенько проучить эту взбалмошную девицу. Камилли одним движением притянул ее к себе и впился в маленькие сочные губы, нагло и без приглашения проникнув в нее своим языком. Безрассудность этого поступка натолкнула Камилли на мысль, что он вовсе не проучить ее хотел. Ну а Назефри, она просто остолбенела от подобной наглости, и осознав, что ощущение близости его тела и вызывающее поведение его языка, нравится ей, ударила Камилли ногой в пах.
Урджин бежал вперед, постоянно спотыкаясь о камни, пока не услышал, что кто-то движется ему навстречу. Он замер на месте, достал один пистолет, прислонился к стене, он стал выжидать, когда неизвестный встретиться с ним. Но тут же, почувствовав прилив знакомого тепла, опустил оружие вниз.
Эста бежала, что было силы, понимая, что времени у нее практически нет. Поэтому, когда знакомое чувство его присутствия усилилось в несколько раз, единственное, что она могла сделать — это закричать:
— Урджин, беги отсюда! Быстрее!
Урджин понял, что дела плохи, но оставлять ее позади себя не собирался.
— Без тебя я никуда не уйду!
— У них реактивный огнемет! Беги! Пожалуйста, Урджин, беги!
Где-то послышался знакомый звук вырывающегося на свободу снаряда, и яркая огненная точка, показавшаяся вдали за спиной Эсты, начала свое движение к ней. В жизни Урджин не раз попадал в безвыходные ситуации, но теперь понимание того, что шансов у них нет, пришло как-то очень легко. Они слишком далеко от люка, и, даже если стены туннеля выдержат не самый мощный взрыв, им все равно не спрятаться от огня.
— Урджин, — голос Эсты сорвался в плач, — беги!
49 
