Глава 16

Все время, пока они добирались до корабля, а затем и до Олмании, Урджин молчал. И даже после того, как Эста проводила его в свой домик, он не проронил ни слова. Она понимала, что виновата перед ним, но заставить себя извиниться за все эти неприятности не могла. Наконец, приняв душ и переодевшись, она постучалась в его комнату, и, не дождавшись ответа, вошла без приглашения.

Урджин сидел в кресле, спиной к ней. Эста почувствовала себя маленькой девочкой, которая вынуждена была просить прощения перед старшими за свои проделки.

— Урджин, я хотела поговорить с тобой.

Он молчал. Она обошла кресло вокруг и остановилась перед ним.

— Понимаешь, мне необходимо было встретиться с Викешей и Аликеном. Ты ведь видел Викешу, она прилетела вместе с нами. Я хотела уже улетать, когда им удалось перехватить сообщение о зачистке. Времени не было, я должна была им помочь. И послание отправить я не могла, ведь разведгруппа была где-то рядом. Перехвати они его, это поставило бы под удар всех остальных.

Она говорила все это, не останавливаясь, как заученное наизусть стихотворение, и с каждым глотком воздуха, который она набирала в грудь, чтобы продолжить, обида и разочарование все больше овладевали ей.

— Я понимаю, что вы могли погибнуть из-за меня. Но это же — дети, Урджин, они ни в чем не виноваты.

В этот момент безразличие на его лице сменилось чем-то другим. Яростью, очевидно, потому что Урджин почувствовал, что больше не может слушать весь этот сострадальческий бред.

Он вскочил с кресла, и, двинувшись на нее, заставил Эсту прислониться к стене.

Урджин схватил Эсту за плечи и стал трясти.

— Ты хотя бы понимаешь, что чудом осталась в живых? Ты осознаешь, что твое присутствие там могло стать причиной военного конфликта? Ты знаешь, кто ты и в чем заключаются твои обязанности по отношению к своей Родине? Ты моя жена, ты понимаешь, что такими поступками подставляешь меня и мой народ под удар? Ты подвергла опасности не только свою жизнь, ты чуть не угробила своих близких, Эста!

Она знала, что он прав, и от чувства внутреннего противоречия, которое возникло в ней при выборе между беззащитными детьми, такими же, как и она, полукровками, и не существующем на самом деле долгом перед своей наполовину родной планетой, ей стало жалко саму себя.

— Почему ты так жесток? — закричала она и толкнула его в грудь.

Непрошенные слезы застлали ей глаза.

— Отпусти меня, отпусти, сейчас же! — ее голос дрогнул.

Урджин не отпустил ее, наоборот, двинулся вперед, придавив своим телом к стене. Эста задохнулась, почувствовав, как желание близости с этим человеком вновь зарождается в ней.

— Ты знаешь, что я прав. И эти слезы тебе ничем не помогут.

— Отпусти меня, — снова попросила она.

— Нет, не отпущу, — тихо ответил он.

Она почувствовала, как он целует ее лоб, затем висок, щеку, все ниже и ниже, направляясь к губам. Эста вдохнула полной грудью, сжав его рубашку в своих ладонях, и повернула лицо навстречу его поцелую.

— Малыш…

— Урджин… — промурлыкала она.

Он раскрыл ее губы и с жадностью впился в них. Его руки заскользили ее шее, плечам, нежной груди, скрытой от него тонким слоем хлопчатобумажной ткани. Секунда, и она была уже без майки, еще секунда — и прекрасные округлости легли в его ладони. Он склонился и прикоснулся своими теплыми губами к ее соску, пощекотал его языком и втянул в рот.

  51