очень нудно 
63 
Эста приняла решение. С Урджином или без него, но она полетит туда. И если это ловушка, у нее в рукаве всегда будет один козырь: она не принадлежит к правящему олманскому роду, следовательно, по условиям договора имеет право посещать Навернию в любое время.
— А если бы речь шла о твоей сестре, Урджин? Ты бы оставил ее?
— Это другое, Эста. Этот ребенок, кто он?
— Таймо всего десять лет. По моей вине погибли его родители. Из-за моей глупости он потерял все. Этот камень мне нести вот здесь, — она ударила себя в грудь, — всю мою жизнь. Прости меня, Урджин, но это — мой долг.
Она повернулась, чтобы уйти, но он не позволил ей ступить и шагу.
— Я не оставлю тебя, — прошептал он, целуя ее в макушку.
Четыре слова. Не три, а четыре, но значение этих слов даже сам Урджин до конца еще не смог понять. Он принял это решение не потому, что она его попросила, и не потому, что спасти беззащитного мальчишку было гуманным решением. Просто он почувствовал, что вопреки его желаниям, ее боль нашла пристанище в его существе, и это было невыносимо. И тут впервые мысль о том, что он просто любит ее, посетила Урджина.
Любовь — это слово не из его словаря. И сейчас он не хотел признаваться самому себе, что эта маленькая, но далеко не хрупкая женщина одной просьбой способна подвести черту под его собственными убеждениями и заставить наследника Империи и вполне здравомыслящего мужчину по собственной воле нестись неизвестно куда и ради чего, только потому, что это очень важно для нее.
— Мы полетим на моем корабле.
— Но мой меньше, — возразила Эста, — и в поселении его все знают.
— В этом-то и проблема. Я уверен, что это ловушка. И расставлена она специально для тебя. Нет. Мы полетим на моем корабле и возьмем с собой не только небольшой вооруженный отряд, но и эти твои мотоциклы.
— Нужно сказать Назефри, что мы летим.
— Пусть Назефри останется на Олмании.
— Это не в моей власти, Урджин, приказать ей. Кроме того, ее помощь пригодится. Мы часто попадали в переделки вместе, и ни разу не подвели друг друга.
— Назефри должна остаться здесь.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? С чего такое беспокойство о Назефри? Между прочим, она прекрасно может постоять за себя.
— Если улетим мы все — это привлечет внимание окружающих, и об этом доложат твоему дяде. Пусть Назефри останется здесь, как гарантия того, что ничего серьезного не произошло. Ведь ты обычно всегда посещаешь Навернию вместе с сестрой?
— Ладно, что-то в этом есть.
— Что-то рациональное?
— Да, Урджин, нечто разумное. Я не рассуждаю долго в таких ситуациях.
— Я заметил, малыш. Давай поспешим, ведь для твоего Таймо дорога каждая минута.
Новость о том, что она останется в резиденции на Олмании, Назефри восприняла совершенно спокойно. Возможно, на нее подействовали доводы Урджина, но Эста догадывалась, что сестра что-то задумала.
Тридцать минут спустя они летели на Навернию.
— Почему все пути всегда ведут на эту планету? — спросил Урджин, оставшись наедине с Эстой в зале совещаний своего корабля.
— Этот мальчик — наверниец, и его приемные родители тоже навернийцы, — ответила Эста. О том, что я навещаю его, знали считанные люди.
— Кто конкретно?
— Я, Стефан, Назефри, дядя Науб и Зафир.
— И это все?
— Ну, возможно, еще советники.
— Сколько их на Олмании?
— Всего десять. По одному представителю с континента.
— Значит, можно утверждать, что вся Олмания знала, куда ты летаешь каждый месяц.
Эста ничего не ответила, только глубоко вздохнула.
— Мне интересно еще вот что, — продолжал рассуждать Урджин. — Кто покушался на тебя на Доннаре в торговом центре?
— Почему все Вы утверждаете, что целью была именно я? Возможно, им нужна была Сафелия? Может это были повстанцы?
— На Доннаре нет сопротивления.
— Везде есть сопротивление. Даже на Олмании. Думаю, Доннара не стала исключением.
— Не стала, пока отец не уничтожил целый поселок мирного населения, предположительно связанный с группой повстанцев. После этого мы уже десять лет ни о ком из них не слышали.
— Просто так, взял и уничтожил?
— Не просто так, а по одному, транслируя убийства по сети. Он не пощадил никого, ни женщин, ни детей.
63 
