20 
— Эти ростки должны быть высажены в грунт как можно скорее, пока они совсем не зачахли, — добавила она. — Я знаю, сколько забот они тебе доставили.
— Моя единственная забота — это ты, крошка. Ты есть и всегда была моим единственным настоящим приоритетом, с тех пор, как тебя передали в мои руки, чтобы я тебя нянчила. Вероятно, ростки можно будет посадить за заборами, где никто, кроме садовников, их не увидит. Здесь хорошая, плодородная почва. Парк за домом это доказывает.
— Да, но мы также можем построить нашу собственную теплицу, если здесь нет ничего подходящего. Гарриет дала мне больше денег на эту поездку, чем мне нужно. Не потому, что ей вдруг захотелось, а потому, что это плохо сказалось бы на ней, если бы она послала меня сюда с пустыми карманами. Ты знаешь, какова она, всегда делает то, «что от неё ожидают», хочет она этого или нет.
— Она по-своему любила тебя, крошка.
— Не защищай её. Я знаю свою мать и не хочу думать о ней сейчас.
Чтобы не дать этой застарелой боли усугубить и без того неприятные переживания сегодняшнего дня, Брук быстро перевела разговор на другое.
— Как думаешь, это теплица?
Альфреда проследила за взглядом Брук, которым она указывала на маленькую постройку возле высокой ограды парка.
— Отсюда трудно судить. Это может быть всего лишь сарай садовника.
— Я не могу сказать, там на крыше стекло или просто светлые доски.
Альфреда сощурилась, разглядывая прямоугольник здания.
— Если это стекло, то очень грязное. Но мы подойдём и рассмотрим поближе, как только я найду Растона.
Едва ступив за порог конюшни, они услышали громкое мяуканье, доносившееся как будто сверху, и радостно засмеялись. Растон не собирался слезать с длинной опорной балки, где устроился, он просто хотел дать им понять, что их визит не остался незамеченным.
Пожилой мужчина с седой головой, ведя за собой мальчика подростка, подошёл к ним и произнёс:
— Мы тут всегда рады коту, он будет в порядке. Я приметил утром несколько мышей в стоге сена и как раз подумывал о том, чтобы взять кота у своей сестры в деревне, раз уж наш постоянный мышелов, кажется, нас покинул. Нельзя, чтобы грызуны путались под ногами, пугая лошадей. Ваш кот наверняка поможет нам с этой проблемой, если он Ваш, конечно?
— Наш-наш, — ответила Альфреда.
По обветренному лицу мужчины расползлись морщинки, когда он слегка улыбнулся Альфреде, радуясь верной догадке, но, когда он взглянул на Брук, на его лице отразилось сомнение, будто он был не уверен, не добавить ли что-то ещё к своим словам. Она могла поклясться, что на секунду увидела в его глазах жалость. Но затем он стряхнул с себя оцепенение и представился:
— Я Арнольд Бискейн, старший конюх в поместье Ротдейл. А это мой младший сын Питер.
— Вы родственник Гэбриела Бискейна? — полюбопытствовала Брук.
— Гэйб — мой племянник. А Питер, кстати, уже выпустил Вашу кобылу на пастбище с другими лошадьми и приведёт её Вам, когда Вы прикажете. О ней здесь будут хорошо заботиться.
— Благодарю Вас, — улыбнулась Брук. — В самом деле, Бунтарка очень дорога моему сердцу.
Она не просто любила свою лошадь. Бунтарка олицетворяла надежду на будущее. Она собиралась подыскать ей жеребца, пока Бунтарка была ещё молодой кобылой. Дома ей запретили заниматься этим, так как их старший конюх получил приказ не увеличивать поголовье. В юности она обдумывала самые разнообразные планы, чтобы осуществить свою цель любой ценой, даже один раз попыталась, в полночь, когда конюхи спали. Но она побоялась приближаться к коню её отца, которому благоволила Бунтарка. Возможно, Брук получит разрешение на скрещивание Бунтарки с каким-нибудь жеребцом здесь, если волк действительно занимается разведением лошадей.
Она спросит об этом виконта, когда, а точнее, если встретит его. В данный момент её больше заботили саженцы Альфреды, она спросила Арнольда:
— Там возле забора — это теплица?
Арнольд кивнул.
— Её построила леди Анна, мать виконта Ротдейла. Она любила заниматься садом и не хотела менять облик дома пристраиванием к нему оранжереи. Она выращивала особенные цветы, которые потом пересаживали в парк. Некоторые даже выжили после её отъезда, хотя всё остальное в теплице с тех пор зачахло.
— Как Вы думаете, я смогу посадить что-нибудь в теплице?
Он не ответил, возможно, не знал, дадут ли ей разрешение, а вместо этого спросил:
20 
