80 
Сиринга нервно сплела на коленях пальцы, и в следующий миг граф взял ее за руки. Она тотчас ощутила исходившие от них тепло и силу и невольно вздрогнула от этого прикосновения.
— Не надо мне ничего рассказывать, — произнес граф. — Чем скорее вы забудете все, через что прошли, тем лучше. Теперь все позади. Более того, вы не должны были испытывать эти ужасы, и я проклинаю тех, кто навлек их на вас. Но теперь вам нужно стереть пережитое из памяти. Вы меня поняли?
— Я… я постараюсь, — пролепетала Сиринга, — если вы простите меня.
— Вам не за что просить у меня прощения.
— Так вы не презираете меня?
Она произнесла этот вопрос так тихо, что граф с трудом его расслышал.
— Я восхищен вашим мужеством, Сиринга. Более того, я убежден, что такую храбрую женщину, как вы, еще нужно поискать. По крайней мере, я таких больше не встречал.
Сиринга шумно втянула в себя воздух и подняла взгляд на графа, как бы желая убедиться, что не ослышалась. Он пристально посмотрел на нее, и в следующий миг в ее сердце что-то дрогнуло и ожило.
— Неправда, я совсем не храбрая, — прошептала она. — Мне просто было очень страшно, и я могла лишь одно: молиться за вас.
— За меня?
— Чтобы вы спасли меня. Я надеялась, что Бог пошлет мне вас…
— И он действительно это сделал.
— Если бы вы не поспели вовремя…
— Забудьте! — резко оборвал ее граф. — Вы сейчас здесь, в безопасности, и, главное, мы вместе.
— Вместе? — переспросила Сиринга, не веря собственным ушам.
— Да, и я хотел бы кое-что вам показать.
С этими словами граф поднялся с места, помог встать Сиринге и, держа ее за руку, повел через всю комнату к письменному столу. «Интересно, что он хочет мне показать?» — подумала девушка, и в следующий миг, к своему великому изумлению, увидела, что на алом бархатном пресс-папье, украшенном гербом Роттингемов, переливаясь на солнце, лежит что-то блестящее.
О боже, та самая брошь!
Она даже вскрикнула от восторга.
— Вы вернули ее! Какое счастье! Я так рада! Мысль о ней не давала мне покоя… мне было стыдно, что по моей вине вы утратили дорогую для вас вещь.
— Я выкупил ее, — ответил граф.
С этими словами он взял брошь со стола и посмотрел так, как будто видел впервые.
— Скажите мне, Сиринга, — произнес он спустя мгновение, — вы помните, почему мать подарила мне эту брошь?
— Разумеется, помню, — ответила девушка. — Она подарила ее вам, чтобы вы в свою очередь подарили ее своей будущей жене.
— Именно поэтому, Сиринга, — негромко произнес граф, — я прошу вас сейчас принять от меня этот подарок.
Сиринге показалось, будто сердце ее замерло на мгновение. Затем, набравшись мужества, она еле слышно произнесла:
— Боюсь, я не совсем правильно вас поняла.
— Что ж, попытаюсь объяснить понятнее, — ответил граф. — Я люблю вас, моя дорогая, и хочу — более, чем когда-либо чего-то хотел в своей жизни, — чтобы вы стали моей женой.
Сиринга не сразу нашлась с ответом, чувствуя, что ее бьет дрожь. Она вопросительно посмотрела на графа, как будто пыталась удостовериться, что не ослышалась.
Роттингем в свою очередь нежно обнял ее за плечи.
— Я люблю вас, — произнес он, — и мне кажется, хотя, возможно, я и ошибаюсь, что вы тоже любите меня.
— Я вам это сказала? — смущенно прошептала Сиринга.
— Вы сказали богу по имени Юпитер, что любите меня, — ответил граф, — и мне кажется, что в вашем бедном воспаленном сознании я был связан с этим богом, в честь которого вы окрестили меня, чем сильно мне польстили. — С этими словами он еще крепче сжал ее в объятиях. — Бог я или не нет, но скажите, Сиринга, вы готовы выйти за меня замуж?
— Вы слишком значительная фигура, чтобы я могла взять на себя такие обязательства, — пролепетала она в ответ. — Я счастлива уже тем, что могу быть подле вас, знать, что вы заботились обо мне, что я вам небезразлична.
После этих слов Сиринги граф сжал ее с такой силой, что у девушки перехватило дыхание.
— То есть вы сомневаетесь в моей любви? — спросил он. — Неужели вы думаете, что я позволю себе еще раз потерять вас? Моя милая глупышка, наверное, я сам этого не понимал, но я ждал вас всю мою жизнь. Вы всегда будете со мной, всегда в моих объятиях, и теперь, и в будущем, потому что вы — моя любовь, вы — женщина, которую я боготворю и которую хочу сделать своей женой.
Произнося эти слова, он прижал ее к себе еще сильнее, но объятия его были такими нежными, что Сиринга всем телом подалась к нему, а граф, не торопясь, поцеловал ее в губы. Он целовал ее точно так же, как тогда, в лесу, целовал так, как если бы она была ребенком и он опасался причинить ей боль.
80 
