146 
Но когда на следующее утро их провели к ней, Офелия уже улыбалась, а потом спросила, когда ее заберут домой. Теперь ее положение оценивалось не как критическое, а всего лишь как тяжелое, и врач, наблюдавший за ней, порадовал их, сообщив, что держится она молодцом. У Мэтта с Пип словно гора свалилась с плеч, особенно когда Офелия велела им отправляться домой и хоть немного поспать. Она была еще бледна, но мысли у нее уже не путались, и от болей она страдала теперь не так сильно, как раньше. Мэтт дал ей слово, что сейчас же отвезет Пип домой. Но они поклялись, что к вечеру непременно вернутся.
Выйдя из палаты, Пип бросила на Мэтта заговорщический взгляд, а потом с невинным видом поинтересовалась, не пришло ли время поговорить с Офелией на ту тему, которую они обсуждали накануне.
— Что — прямо сейчас?! — опешил Мэтт. — Может, подождем хоть пару недель, пока она оправится? Они так накачали ее таблетками, что она, боюсь, и не поймет толком, чего я от нее хочу.
— Может, оно и к лучшему? — мудро заметила Пип, твердо решившая, что для благородной цели все средства хороши.
Они переглянулись. Мэтт тут же сообразил, что она имеет в виду, и от души расхохотался.
— Уж не считаешь ли ты, случайно, что если твоя мать и даст согласие выйти за меня, так только под наркозом? — шутливо подмигнул он.
Первый раз с того самого дня, как им сказали о несчастье, они смеялись. И все же он очень боялся за Офелию.
— Ну, если это поможет… почему бы и нет? — хмыкнула Пип. — Ты же знаешь, какая она упрямая! И слышать не хочет, чтобы снова выйти замуж. Я точно знаю, она сама мне говорила.
— Ну, я, во всяком случае, не стал бы ее винить за отказ. А это чего-нибудь да стоит, не так ли? — с угрюмой усмешкой спросил Мэтт.
— Да уж, точно, — кивнула Пип, и они снова рассмеялись.
Они вернулись домой, и Мусс чуть с ума не сошел от радости, увидев их на пороге. Бедный пес никак не мог взять в толк, почему его бросили на целый день. Мэтт на скорую руку приготовил поесть, а потом прилег отдохнуть. В конце концов, он уже две ночи не спал. А Пип, пребывая в великолепном настроении, вихрем носилась по всему дому. Слава богу, Мэтт тут, и к тому же он дал слово, что не уедет, пока не вернется Офелия!
Они возвратились в госпиталь немного позже, чем собирались, и узнали, что Офелия плохо спала ночь. Сестра, впрочем, сказала, что это неудивительно, учитывая, какую тяжелую операцию ей пришлось перенести. Офелия страдала от сильной боли, поэтому ее опять накачали морфином. И все же ее состояние медленно, но верно улучшалось. Их уверяли, что выздоровление идет вперед семимильными шагами, на такое даже никто и не рассчитывал, и обрадованный Мэтт решил отвезти Пип домой. Он откровенно соблазнял ее возможностью провести ночь в своей постели, и в конце концов малышка неохотно согласилась. Она осторожно поцеловала мать перед уходом, но одурманенная Офелия уже крепко спала.
В этот вечер они вернулись домой, когда еще не было девяти. Не прошло и получаса, как оба спали мертвым сном: Пип в своей постели, а Мэтт — в спальне Офелии.
Проснулись оба только утром и, позавтракав на скорую руку, помчались в госпиталь. Их впустили без каких-либо возражений, а увидев Офелию, Пип с Мэттом едва не запрыгали от радости. На щеках ее появился слабый румянец, а надоевшую ей до смерти трубку, которая торчала у нее из носа, наконец убрали. Состояние ее оценивалось как стабильное. Но самое главное — всем недовольная Офелия уже ныла и жаловалась, а это, как сказала сестра, верный признак выздоровления. Увидев на пороге дочь за руку с Мэттом, Офелия просияла от радости.
— Эй вы, парочка, что поделывали? — ворчливо спросила она так, словно укрылась в госпитале, чтобы отдохнуть. Ее посетители только радостно заулыбались.
— Знаешь, мам, он приготовил на завтрак французские тосты, — захлебываясь, сообщила Пип. — И клянется, что умеет печь булочки.
— Здорово! Не забудьте мне принести, — велела Офелия.
Но они все трое знали, что ей еще много времени придется провести на жесткой диете. Внезапно лицо ее стало серьезным.
— Спасибо, что позаботился о Пип, — повернувшись к Мэтту, прошептала она. Ей некого было больше просить — у нее остался только один Мэтт. Родственников у нее не было, друзей — благодаря Теду — тоже не осталось. — Прости меня. Ты оказался прав. Я сама виновата во всем. — Губы у нее задрожали — все-таки она очень любила свою работу.
146 
