29 
— Счастье, что вы оказались там. Спасибо вам за все.
— Зная, что вы думаете, я сначала хотел привезти ее прямо домой, но потом решил сначала хорошенько осмотреть ранку. Порез оказался глубже, чем я думал.
— Да уж… — Офелия сама едва не упала в обморок, пока медсестра накладывала швы.
Впрочем, в прошлый раз, когда Чеду зашивали голову, с ней было то же самое. Она поежилась. Сегодня все оказалось намного проще благодаря Мэтту. Они быстро добрались до клиники, к тому же он всю дорогу смешил Пип, не давая ей плакать. Теперь она понимала, что ее дочь нашла в этом человеке. Он и в самом деле оказался славным. — Спасибо вам за все. Вы очень ей помогли. И мне тоже.
— Мне очень жаль, что так случилось. Битые стекла на берегу — опасная штука. Я всегда подбираю их, когда они попадаются мне под ногами. С ними одна беда. — Мэтт повернулся к Пип. Она крепко спала. На лице у него появилась улыбка.
— Могу я вам что-нибудь предложить? — приветливо спросила Офелия.
Мэтт заколебался. Денек для всех выдался тяжелый.
— Вы, вероятно, устали. Когда ребенок поранится, это всегда мучительно. — Он и сам чувствовал себя так, словно по нему проехался каток.
— Нет, нет, со мной все в прядке. Хотите, я сделаю пару сандвичей? Всего одна минута.
— Вы уверены, что это вас не затруднит?
— Нисколько. Может, бокал вина?
Мэтт отказался, попросив кока-колу, а через пару минут она поставила перед ним блюдо с сандвичами.
Вопреки тому, что рассказывала Пип, сейчас он видел перед собой спокойную, собранную, хозяйственную женщину. Устроившись на кухне, они принялись за бутерброды.
— Пип упоминала, что вы француженка. Вот уж никогда бы не подумал. Вы на редкость правильно говорите по-английски.
— Я выучила язык еще ребенком, в школе, а здесь прожила добрую половину жизни. Сначала иностранной студенткой поступила в колледж, а потом вышла замуж за одного из педагогов.
— А что вы приехали изучать?
— Медицину. Но с учебой не получилось — сразу после экзаменов я вышла замуж. — Офелия ни словом не упомянула, что училась в Рэдклиффе, — это было бы похоже на хвастовство.
— Жалеете, что так и не закончили учебу? — с неожиданным интересом полюбопытствовал Мэтт. Мать и дочь были очень похожи. В обеих чувствовалось что-то загадочное.
— Нет, никогда. Не думаю, что из меня получился бы врач. Да я едва не хлопнулась в обморок, пока сестра накладывала Пип швы.
— Ну, когда имеешь дело со своими детьми, все совсем по-другому. Я сам обливался холодным потом, а ведь Пип не моя дочь.
Его слова вдруг напомнили ей то, о чем ей давно хотелось спросить.
— Пип рассказывала, что ваши дети где-то в Новой Зеландии. — Офелия тут же раскаялась, что упомянула об этом. По лицу Мэтта было видно, что она коснулась незаживающей раны. — Они уже большие?
— Шестнадцать и восемнадцать.
— Моему сыну в апреле тоже исполнилось бы шестнадцать… — грустно прошептала она.
Мэтт тут же переменил тему.
— Я проучился в Париже пару лет. В Школе изящных искусств, — пояснил он. — Изумительный город! Мне не доводилось бывать там уже пару лет. Но при первой же возможности непременно съезжу еще раз. Господи, как я обожаю Лувр! Так бы и не уходил оттуда!
— Я свозила туда Пип в прошлом году, но ей там не понравилось. Наверное, для ребенка ее лет Лувр — это слишком сложно. А вот парижские кафе ей явно пришлись по вкусу. Сказала, что там вкуснее, чем в «Макдоналдсе».
Оба расхохотались, отлично понимая друг друга. Действительно, культурные и кулинарные вкусы детей — нечто непостижимое.
— Вы часто ездите туда? — Мэтт вдруг почувствовал острый интерес к тому, что касалось Офелии.
— Обычно каждое лето. Но в этот год не поеду. Тут так хорошо, такое спокойное, тихое место. Ребенком я летом ездила в Бретань, и это место очень напоминает мне ее.
Мэтт внезапно с удивлением признался себе, что ему приятно с ней болтать. При более близком знакомстве Офелия оказалась простодушной, милой, приветливой женщиной, нисколько непохожей на жену человека, составившего себе в одночасье громадное состояние и даже имевшего личный самолет. В ней не было ни чванства, ни надменности. Однако Мэтту бросилось в глаза, что из-под прядей пепельно-белокурых волос поблескивают бриллиантовые серьги. Да и свитер на ней был явно дорогой, из прекрасного черного кашемира. Но роскошь ее одежды не бросалась в глаза, а драгоценности только подчеркивали ее хрупкую красоту. Он заметил, что на левой руке у нее до сих пор простенькое обручальное кольцо, и это неожиданно глубоко тронуло его. Салли, по ее собственным словам, выбросила свое в тот самый день, как ушла от него. Тогда такое сообщение едва не доконало его. Ему почему-то было приятно, что Офелия до сих пор носит кольцо, что говорило о беззаветной любви, над которой не властна смерть. И он еще больше восхищался ею.
29 
