180 
Вот и сейчас он стал мне доказывать, что я не должна подвергать публичному унижению своего полномочного представителя. Разумеется, Лестер должен отказаться от звания генерал-губернатора — Англия не может брать на себя такую обузу, однако ретироваться Роберт должен под каким-нибудь благородным предлогом. Нужно помочь графу выбраться из затруднительного положения, в которое он попал из-за собственного честолюбия. Голландцы должны знать, что Англия вовсе не намерена брать на себя всю полноту ответственности за судьбу Нидерландов. Оказывать военную и финансовую помощь — сколько угодно, но только не ввязываться в открытую войну с испанцами. Мы находимся в крайне деликатном положении, опрометчивый поступок Лестера еще более обострил наш конфликт с Испанией, вот почему нужно проявить благоразумие и сдержанность.
Я позволила Сесилу убедить себя. В конце концов, я и сама ни за что не стала бы подвергать Роберта всенародному осмеянию. Будет вполне достаточно того, что я как следует отчитаю его с глазу на глаз.
Изображая неохоту, я согласилась, чтобы Роберт остался на посту главнокомандующего, пока не утрясется вопрос с его титулом. Когда первая вспышка гнева улеглась, я задалась целью показать всем окружающим, что Роберт действовал на свой страх и риск. Все знали, как я отношусь к своему фавориту, и я должна была во что бы то ни стало избежать подозрений, будто это я сама подтолкнула его принять генерал-губернаторский титул. На заседании Совета я недвусмысленно заявила, что не имею к этому ни малейшего отношения, и потребовала, чтобы мои министры придумали, как нам выйти из опасной ситуации.
Задача, возложенная на Роберта, явно оказалась ему не по плечу. Нельзя было посылать его в Нидерланды. Он сразу же проникся презрением к голландцам за их неотесанные манеры, называя своих союзников не иначе, как «крикунами» и «жестянщиками», и больше всего на свете хотел поскорее вернуться в Лондон.
К тому же, как уже было сказано, граф Лестер оказался никудышным полководцем, испанцы были ему не по зубам. Правда, ему удалось освободить город Граве, после чего Роберт решил, что война выиграна и можно больше не сражаться. Однако вскоре после этого герцог Пармский отбил город обратно, и Роберт переругался со всеми своими генералами, обвиняя в неудаче их.
Могу себе представить, как он скучал по придворной жизни.
Вскоре приключилось несчастье. Филипп Сидни отправился вслед за своим дядей, чтобы возглавить гарнизон Флашинга. Должно быть, молодой человек всячески поддерживал дядю в трудные минуты, оправдывая его ошибки и непомерное честолюбие, ведь, с точки зрения Сидни, граф Лестер не мог поступить неправильно.
Филипп Сидни пребывал в подавленном расположении духа, ибо у него почти одновременно умерли отец и мать. Я тоже опечалилась, особенно из-за Мэри, чью преданность всегда очень ценила. Терпеть не могу, когда умирают близкие мне люди. Ладно еще, если это происходит в постели, но когда кто-то из моих любимцев бессмысленно гибнет на поле брани, это просто невыносимо!
Несчастье произошло возле городка Цутфена. Филипп Сидни вышел утром из своего шатра и отправился на передовые позиции. К несчастью, ему по дороге встретился некий сэр Уильям Пелхэм, Филипп увидел, что этот офицер не надел кирасу, и отдал ему свою. Такая непростительная оплошность! В последовавшей схватке Филипп был ранен в незащищенное бедро. Этот молодой человек всегда был немного не от мира сего, хоть и писал любовные послания Пенелопе Рич, чужой жене. Дочь волчицы, должно быть, унаследовала от своей маменьки колдовскую способность привораживать мужчин, и Филипп сохранил ей верность, хоть и женился на очень хорошей девушке, дочери Уолсингэма.
Мне рассказывали, что раненый Филипп, мучаясь от жажды, отдал принесенную ему воду другому раненому. «Возьмите, вам это нужнее, чем мне», — сказал он.
Тех, кто умирает молодым, нередко называют «святыми», полагая, что эти люди слишком хороши для бренного мира и потому Господь поскорее призывает их к себе. То же самое говорили и о Сидни.
Роберт велел перенести раненого племянника на свою барку, которая поплыла по реке в Арнхайм. Фрэнсис Уолсингэм, жена Филиппа, несмотря на беременность, самоотверженно ухаживала за раненым. Она была ему очень хорошей женой, хоть он продолжал сохнуть по Пенелопе Рич. Говорили, что эта любовь чисто духовного свойства, но, полагаю, бедняжке Фрэнсис все равно было нелегко.
180 
