очень нудно 
183 
В какой бы замок Марию ни перевозили, там непременно начинались какие-то романтические интриги. После лорда Шрусбери я приставила к королеве Шотландской сэра Ральфа Сэйдлера. Этому дворянину было уже за семьдесят, и он слыл человеком угрюмым и неприветливым. Я со злорадством представляла себе, как сорокачетырехлетняя Мария, измученная ревматизмом, будет пробовать свои чары на этом старике.
О событиях, которые разворачивались вокруг Марии, я узнала во всех подробностях лишь впоследствии. Впрочем, я могла бы догадаться, что после дела Тромортона мой Мавр не оставит королеву Шотландскую в покое. Ради моей безопасности и блага страны он вознамерился во что бы то ни стало отправить Марию на эшафот, и на сей раз решил сам «помочь» заговорщикам, чтобы дело в последний момент не сорвалось.
У Уолсингэма работал очень ловкий агент, которого звали Джилберт Гиффорд. Он как нельзя лучше подходил для этого задания, поскольку вырос в католической семье, в юности учился на священника, что впоследствии помогло ему втереться в доверие к своим собратьям по вере.
Уолсингэм поручил Гиффорду войти в контакт с Томасом Морганом, уэльсским католиком, замешанным в заговоре Ридольфи. По какой-то причине Моргану удалось тогда уйти от наказания, покинуть страну, и он поселился в Париже, где состоял на службе у архиепископа Глазго, полномочного представителя Марии Стюарт при французском дворе. Оттуда Морган писал Марии шифрованные письма, а ее послания отправлял в Рим или рассылал английским католикам.
Когда Уолсингэм доложил мне о деятельности Томаса Моргана, я решила, что этого человека следует арестовать и перевезти в Англию, хотя сделать это, конечно, будет непросто.
Вскоре стало известно, что контакт с Морганом поддерживает Уильям Парри, католик и депутат парламента от графства Кент. Этот человек всегда отстаивал веротерпимость, что само по себе было мне симпатично.
Когда Парламент принял закон, направленный против иезуитов, католических семинарий и религиозных диссидентов, Уильям Парри произнес громогласную речь, в которой назвал билль «злодеянием, равноценным государственной измене, а также чреватым опасностью и страшными бедами для английского народа».
Парламент был потрясен подобной дерзостью, и Уильяма Парри арестовали. Однако я приказала выпустить его на свободу, потому что всегда считала, что людей не стоит преследовать по религиозным убеждениям — во всяком случае, до тех пор, пока эти люди не нарушают законов. Я же была уверена, что Парри злоумышленником не является.
И вот, всего через полтора месяца после освобождения Парри, Уолсингэм доложил мне, что этот человек замышляет убить меня, когда я буду кататься в парке. Злодея арестовали и предали казни, но перед смертью он признался, что в подготовке покушения участвовал и Томас Морган. На основании этого признания я потребовала у французов, чтобы Моргана выдали моим представителям. Французы отказались, но из уважения к английской королеве посадили его в Бастилию. Однако содержали его там не слишком строго — Моргану даже разрешалось принимать посетителей. Это обстоятельство натолкнуло Уолсингэма на плодотворную идею, и несколько дней спустя с дружеским визитом к Моргану явился наш агент Гиффорд. Уолсингэм сказал мне, что, поскольку заполучить Моргана нам не удалось, надо попытаться использовать его иным образом.
Агентам Мавра удалось перехватить несколько писем, которыми обменивались Морган и Мария Стюарт. Итак, французы посадили Моргана в тюрьму лишь для видимости; очевидно, они считали, что этот человек еще может им пригодиться. Гиффорд, пользовавшийся у католиков полным доверием, взял на себя роль гонца между Марией и Морганом. Ловушка была расставлена очень ловко, и Морган легко в нее попался.
Свое дело Уолсингэм знал превосходно. Перед каждой встречей Гиффорд получал от него подробнейший инструктаж, что помогало ему блестяще справляться с ролью. Вернувшись в Англию, наш агент связался с организацией тайных католиков, гостил у них, выведывал секреты и немедленно передавал их Уолсингэму.
Затем Гиффорд отправился в замок Чартли, где в это время содержали Марию.
Я хорошо помню этот замок. Там жила волчица Леттис, когда ее мужем был граф Эссекс, и после великолепного празднества в Кенилворте я гостила у нее. Теперь, разумеется, Леттис предпочитала жить в роскошных дворцах своего нового мужа — в Кенилворте, Уонстеде, Лестер-хаусе. Когда я думала о роскоши, в которой живет ненавистная волчица, мне хотелось скрежетать зубами от ярости.
183 
