очень нудно 
24 
– Я увижу… вашего брата? – спросила она.
Черити улыбнулась:
– Ему сегодня утром пришлось уехать в Лондон, и вернется он через день-два. Если вы достаточно окрепнете, то спуститесь и познакомитесь с ним за ужином. Если, конечно, небо не будет чистым.
– Если не будет чистым небо? – не поняла Сильвия.
– Да. Видите ли, Роберт увлекается астрономией. У него на крыше южной башни стоит телескоп. Иногда его просто невозможно оторвать от звезд.
При упоминании слов «астрономия» и «звезды» Сильвия наморщила лоб. В сознании, точно рыба в глубине пруда, шевельнулось какое-то смутное воспоминание. Однако, как девушка ни напрягала память, вытащить воспоминание на поверхность не удавалось. Наконец, отчаявшись вспомнить, она откинулась на подушку.
– Хотите спать? – спросила Черити.
– Да. Вдруг… захотелось.
Глаза Сильвии закрылись. Она почувствовала, что Черити укрыла ее одеялом и тихонько вышла из комнаты. После этого она сразу уснула.
* * *
Ближе к вечеру явилась перепуганная герцогиня. Шурша пышными юбками, ее светлость взбежала по лестнице с Черити и ворвалась в желтую комнату. Ее громкий голос разбудил Сильвию:
– Сильвия! Ангел мой!
– О! Здравствуйте.
– Здравствуйте! – вскричала мачеха. – Это все, что ты можешь сказать? Можно подумать, ты просто с какого-нибудь пикника вернулась. Где ты была? Меня это интересует.
– Боюсь, что сейчас бесполезно задавать ей такие вопросы, – тихо сказала Черити. – Доктор Глиб говорит, она потеряла память.
– Потеряла память? – удивилась ее светлость. Она наклонилась так, что ее лоснящееся лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица падчерицы. – КТО Я? – громогласно спросила она.
Сильвия поежилась под ее пронзительным взглядом.
– Как же, вы… мама.
– А ГДЕ Я ПОКУПАЮ УТИНЫЕ ЯЙЦА?
Сильвия заморгала.
– В магазине «Ф-фортнум энд Мейсон».
Герцогиня, удовлетворившись, отодвинулась.
– Я бы не назвала это потерей памяти! – сказала она Черити.
Губы Черити дернулись.
– Она что-то помнит, а что-то нет, – просто объяснила она.
Ее светлость нахмурилась:
– Она помнит, что у нее больной отец, которому нельзя волноваться?
– Отец болеет? – воскликнула Сильвия и села на кровати. – Что с ним?
Черити бросила на герцогиню укоризненный взгляд, и та сразу поняла, что пациентку нельзя беспокоить.
– Ничего страшного, – беззаботно сказала она. – Просто простудился. Когда он узнает, что с тобой все хорошо, ему станет лучше.
Это успокоило Сильвию, и она снова легла.
Герцогиня отвела Черити в сторону.
– Как странно, она помнит про утиные яйца… но не помнит отца.
– Доктор сказал, что воспоминания будут возвращаться частями, – шепнула Черити. – Когда придет время. Разве что она чего-то сама не хочет вспомнить. Что-то болезненное…
– Не знаю, что вы хотите этим сказать, – заносчиво произнесла герцогиня. – Мы, знаете ли, нормальная и уважаемая семья. Ничего болезненного, как вы выражаетесь, с нами никогда не случалось. Если не считать кое-каких счетов и болезни ее отца.
Черити помолчала. Она почувствовала, что с герцогиней нужно вести себя осторожно из-за ее повышенной щепетильности в вопросах морали.
– Вы случайно не догадываетесь… где могла быть Сильвия вчера ночью? – наконец осторожно спросила хозяйка дома.
– Понятия не имею, – ответила герцогиня.
И ответ ее был предельно искренним, ибо в замок Белэм так и не было доставлено известие о том, что Сильвия находится в Эндикотте, чему имелась одна простая причина.
Конюх, которому граф фон Брауэр поручил доставить записку, так никуда и не поехал. О, он честно собирался. Хоть и неохотно, но он пошел на конюшню и оседлал своего пони. Парень снял с гвоздя плащ и взял зюйдвестку, после чего, насвистывая, подвел пони к двери и стал ждать, пока молнии будут сверкать не так часто. Нет никакого сомнения, что он намеревался выполнить поручение и, по всей вероятности, сделал бы это, если бы не вмешательство Полли.
Полли была цветущей красавицей, настоящий персик: пушистые волоски на руках, на верхней губе родинка. Была она, что называется, в теле, и глаза ее при взгляде на мужчину могли гореть, когда она того хотела.
Когда Полли, вся мокрая, с липнущими к щекам волосами, прокралась на конюшню, юный Бен остолбенел. Он остолбенел еще больше, когда служанка обвила его руками и спросила, не хочет ли Бен ее поцеловать.
24 
