очень нудно 
32 
– Ты любишь его? Это же простой вопрос. Я люблю Юру. Больше жизни люблю, и ребенка его, нашего буду любить. И тебя люблю, и маму с бабой Зосей.
– Я тебя тоже люблю, но это же совсем другое!
Я ответила ей неправильно. Мой тон – оправдательный, заискивающий мне не подходил. Зачем эти защитные интонации? Я точно знала, о чем говорю. Любовь всегда была для меня не больше чем глупостью, звериным инстинктом, который бросал мою пьяную мать в грязные объятия каких-то мутных, неразборчивых незнакомцев. Никто не должен идти на поводу у природы, это всегда путь в никуда. Инстинкт – продажная девка, она думает о том только, чтобы не останавливалось мельничное колесо, что перемалывает человеческие жизни. Чтобы вновь и вновь новые орды несчастных брошенных детей провозглашали о своем рождении громким надрывным криком. Инстинкту все равно, будет вам хорошо или нет, подходит ли вам тот человек, что смотрит на вас сейчас с таким вожделением. Станет ли он заботиться о вас и не будет ли бить. Проживете ли вы вместе с ним всю жизнь и не возненавидите ли друг друга. Останется он в трудный момент с вами или бросит одну, придавленную, точно могильной плитой, невыносимыми и неизбежными жизненными обстоятельствами.
Природе все равно. Она выберет вас наугад, столкнет со случайным попутчиком и подожжет бикфордов шнур, после чего все будет кончено. Он станет самым лучшим, вы будете смотреть, не отводя глаз, вас наполнят гормоны счастья. Вы будете опьянены, вы будете задурманены, вы будете очарованы. Вам захочется, чтобы это длилось вечно.
Но ничто не вечно под луной. Похмелье будет ужасным, и продлится оно всю жизнь. За ваш кайф расплатятся ваши дети. Прозрение придет слишком поздно, когда уже ничего нельзя будет исправить. Жизнь возьмет свое, а вы заплатите по счетам. И проценты по этому кредиту будут выше, чем у самых драконовских ростовщиков.
– Это все то же самое. Любовь к людям одна и та же. А ты такая красивая, как фея. И такая авантажная, видная. Загорелая. А тряпки у тебя – вообще отпад. Но ведь это все ерунда, правда? Просто ты еще не встретила своего человека. Того – единственного.
– Единственного! – Я расхохоталась.
Дашка фыркнула и принялась мыть свою чашку из-под чая и тарелку из-под конфет.
– Да не мой ты, – махнула я рукой. – Я сама потом помою. А в единственного, уж прости, я не верю.
– Ну и зря, – покачала головой Дашка. Она переместилась к окошку в кухне и с интересом смотрела на строительную площадку, где суетились строители.
– Ты еще слишком мала и не можешь ничего понимать, – вздохнула я.
– Я не понимаю, как можно жить на такой высоте.
– Это очень даже престижно, моя дорогая.
– Престижно? Но до земли-то как далеко. Человеку нужна опора, мы же не птицы, нам нужно быть на земле.
Дашка высунулась в окно и помахала кому-то рукой. Я удивленно выглянула, проследила за ее взглядом и увидела, что группка гастарбайтеров задрали головы в небо и машут Дашке в ответ, улыбаясь.
– С ума сошла? Иди сюда, а то еще выпадешь! – Я затащила ее обратно и захлопнула окно.
С тех пор как она появилась на свет, я поняла, что это совершенно особенный человечек. Не хватало мне еще, чтобы около моих дверей стали собираться иногородние обожатели Дарьиной улыбки. И полевые цветы бывают красивыми, и у такой матери, как наша, может родиться дочь, чья улыбка заставляет улыбаться всех вокруг. Даже меня, если быть до конца честной.
* * *
Больница, где когда-то работала Марина Москвитина, была серого цвета, причем штукатурка не была старой, а мрачный концепт этого громадного здания был избран с умыслом – вызывать ужас и желание бежать прочь у всех, кто в здравом уме и трезвой памяти. По небольшому парку, усыпанному опавшей листвой, медленно прогуливались люди с бледными лицами. Некоторые из них были на костылях, кто-то двигался очень медленно, спины сгорбленные, на лицах – гримаса боли, и по всему понятно, что эти люди после операции. Мимо гуляющих быстро и с деловым видом пробегали полноватые дамы средних лет в белых (условно говоря, так как они реально больше серые) мятых халатах. Пахло едой, но запах не вызывал аппетита. Мне знаком этот запах с детства, аромат кислых щей и капусты в больших и малых формах. Капуста и каша – еда бедняков России, баба Зося кормила меня этим все детство, приносила из столовой завода, где работала. С некоторого времени я не ем блюд с капустой, пусть они хоть сто раз полезные. Нет, я капустой сыта по горло. Хотя брюссельскую или брокколи могу себе позволить, и то ради витаминов.
32 
