Последние отзывы

  27  

– Высплюсь, когда вы уйдете.

Свет за лесом начал спадать, и длинные тени деревьев указующим перстом протянулись к двери. Он лег на кровать, а женщина чем-то занялась в другом углу: он слышал, как она скребет земляной пол. Спать он не мог. Значит, долг велит ему бежать отсюда? Не раз пытался он скрыться, и всегда что-то мешало… а здешние люди хотят, чтобы он ушел. Никто не станет удерживать его, никто не скажет, что больна женщина, что умирает старик. Теперь он сам как болезнь.

– Мария, – сказал он. – Мария, что ты там делаешь?

– Я приберегла для вас немножко бренди. Он подумал: если я уйду, то встречу где-нибудь других священников, они исповедуют меня, я покаюсь, получу отпущение грехов, и снова передо мной будет вечная жизнь. Церковь учит, что первый долг человека – спасти свою душу. В голове у него бродили простые мысли об аде и рае. Жизнь без книг, без общения с образованными людьми вышелушила из его памяти все, кроме простейших понятий о тайне Бога.

– Вот, – сказала женщина. В руках у нее была аптекарская бутылочка с бренди.

Если уйти, им ничто не будет грозить и не будет у них перед глазами его примера. Он единственный священник, которого запомнят дети. И от него они почерпнут свое представление о вере. Но ведь именно он, а не кто другой, влагал этим людям тело Христово в уста. А если уйти отсюда, тогда Бог исчезнет на всем этом пространстве между горами и морем. Не велит ли ему долг остаться здесь – пусть презирают, пусть из-за него их будут убивать, пусть его пример совратит их. Эта задача была неразрешима, непосильна. Он лежал, закрыв глаза руками; на этой широкой болотистой полосе земли нет никого, кто дал бы ему совет, как быть. Он поднес бутылочку ко рту.

Он робко проговорил:

– А Бригитта… Как она… Здорова?

– Ведь вы ее только что видели.

– Не может быть. – Ему не верилось, что он мог не узнать ее. Это превращало в насмешку его смертный грех: разве можно совершить такое, а потом даже не узнать…

– Да она была там. – Мария подошла к двери и крикнула: – Бригитта, Бригитта! – А священник повернулся на бок и увидел, как из внешнего мира, мира страха и похоти, в хижину вошла та маленькая злобная девочка, которая смеялась над ним.

– Подойди к отцу и поговори с ним, – сказала Мария. – Ну, иди.

Он хотел спрятать бутылку, но не знал куда… сжал ее в руке, чтобы она казалась меньше, и посмотрел на девочку, чувствуя, как человеческая любовь сжала его сердце.

– Она знает катехизис, – сказала Мария, – только не захочет отвечать…

Девочка стояла, меряя его острым, презрительным взглядом. Ее зачатие не осветилось любовью; только страх, отчаяние, и полбутылки бренди, и чувство одиночества толкнули его на шаг, казавшийся ему теперь ужасным. И вот что из этого получилось – робкая, стыдливая, захлестнувшая его любовь. Он сказал:

– А почему? Почему ты не хочешь отвечать катехизис? – и забегал глазами по сторонам, не глядя ей в лицо, чувствуя, как сердце, точно старая паровая машина, неровно бьется в груди, в тщетном порыве уберечь эту девочку от… от всего.

– А зачем?

– Так угодно Богу.

– Откуда вы знаете?

Великое бремя ответственности легло ему на плечи – бремя, неотделимое от любви. То же самое, подумал он, должно быть, чувствуют все родители. Вот так и проходят по жизни простые люди – скрещивают пальцы, охраняясь от бед, молят Бога об избавлении от страданий, всего боятся… А мы избавляем себя от этого недорогой ценой, лишаясь сомнительной телесной услады. Правда, он долгие годы нес ответственность за людские души, но это совсем другое дело… этот груз легче. На Бога можно положиться, Бог снизойдет, а можно ли ждать снисхождения от черной оспы, от голода, от мужчин…

– Милая моя, – сказал он, крепче сжимая бутылочку в руках. Он крестил эту девочку в свой последний приход. Она была как тряпичная кукла с морщинистым, старческим лицом – такая, казалось, недолго проживет… Тогда он ничего не чувствовал, кроме сожаления, и даже стыдиться ему было нечего, потому что никто его не корил. Других священников здесь почти не знали – и представление о священническом сане эти люди получали от него. Все, даже женщины.

– Вы тот самый гринго?

– Какой гринго?

Женщина сказала:

– Вот глупая! Это она потому, что полиция искала здесь одного человека.

Странно, разыскивают не только меня, подумал он.

– В чем этот человек провинился?

– Он янки. Убил кого-то на севере.

  27