41 
Теренс Верли словно прочитал мысли своей пленницы.
— Ну вот, не правда ли, я очень ловко все придумал?
Кристина почти потеряла дар речи.
— Но вы не можете… просто не должны… так поступать! — с трудом проговорила она.
— Напротив, скоро вы сможете удостовериться, что я в точности исполню все, что сказано в этом письме, — спокойно ответил похититель. — Ведь именно вы выкидываете деньги, которые могу получить я, на кучку жалких простаков, и именно вы стремитесь выйти замуж за моего кузена и родить ему сына, который сразу лишит меня огромного наследства!
Сейчас этот человек говорил так, что Кристина всерьез решила, что он сошел с ума. Из достаточно образованного человека с приятными манерами он внезапно превратился в рычащего зверя.
— Да, я буду бить тебя, — совсем не владея собой, кричал он, — буду бить за все дурное, что ты мне сделала, и больше того, буду бить с удовольствием!
Слова эти прозвучали настолько яростно, что даже Уиллс не выдержал: сделав шаг вперед, он предупреждающе положил свою руку на плечо хозяина.
— Ну же, сэр, — почти взмолился он, — достаточно уже! Мы теряем время. Дайте мне письмо. А вас внизу ожидает бутылка замечательного портвейна.
— Ну ладно, — неохотно согласился Теренс Верли. — Но все равно я буду бить ее до тех пор, пока она не запросит пощады! А это обязательно случится!
Он вынул из кармана карандаш и передал его Кристине. А Уиллс поднял с пола небольшую доску и положил девушке на колени, чтобы той было удобнее писать.
Кристина взяла карандаш и положила письмо на доску.
Голова лихорадочно работала: как же дать маркизу знать, где именно она находится? Легко было догадаться, что Теренс Верли готов к ее маленьким хитростям, поскольку он заявил:
— Одно лишь слово, которое может указать, где тебя спрятали, и ты отведаешь кнута, не дожидаясь завтрашнего дня, прямо сегодня!
Отчаянно, от всей души, Кристина молила Бога о помощи.
Потом медленно, старательно, так, чтобы маркизу не показалось слишком трудно прочитать то, что она написала, девушка вывела на клочке бумаги:
Я молюсь святому Христофору, чтобы вы спасли меня.
Она не подписала свое имя, а просто в конце поставила заглавную букву К.
Теренс Верли вырвал из ее рук письмо и внимательно, выискивая крамолу, прочитал его.
— Кто такой этот Святой Христофор? — резко спросил он.
— Это мой небесный покровитель, — объяснила Кристина, — если бы я родилась мальчиком, то меня окрестили бы именно Христофором.
Похититель только фыркнул, поскольку все подобные разговоры он считал полной чепухой.
Он сложил письмо и передал его Уиллсу.
— Поспеши! — приказал он слуге, а потом, словно вспомнив, добавил:
— Надеюсь, ты припас мне что-нибудь мягкое, на чем я буду спать внизу.
— Сделал все, что в моих силах, сэр, — отвечал камердинер, — но если вдруг вас начнут кусать крысы, то это уж не моя вина!
Кристина в ужасе вскрикнула. Она и забыла, что на старой мельнице могут водиться крысы.
Уиллс в это время уже спускался по лестнице. Теренс собирался последовать за ним, но обернулся к девушке.
— Ну так до утра, маленькая надоедливая выскочка! — попрощался он со своей пленницей. — А, впрочем, может быть, ты захочешь, чтобы я остался и согрел тебя своим теплом?
В голосе его зазвучали неприятные масляные ноты.
Кристина только молча отвернулась. Наверное, от него не укрылись ее ненависть и отвращение, и он странно рассмеялся.
Наконец Верли начал спускаться по скрипучим ступеням.
Девушка услышала, как повернулся ключ в двери, ведущей на второй этаж. Все, она одна, заперта и уже не сможет отсюда выбраться.
В этот момент страх победил. Он начал разъедать душу, распространяясь, парализуя волю и разум. Наконец девушка сдалась ему полностью и закрыла лицо руками.
Она не плакала.
Но отчаяние при мысли, что маркиз ни за что не сможет ее найти, полностью захлестнуло пленницу. Ведь это действительно означало, что ей придется умереть в этом ужасном месте.
И действительно, как он сможет заплатить ту огромную сумму, которую от него требовал это дикий, безумный человек?
Она с самого раннего детства, в течение многих лет, слушала, как старый маркиз обсуждает с ее отцом дела поместья и самого Большого дома. Семейство Мелверли никогда, даже в самых стесненных обстоятельствах, не продало ни акра земли. И на протяжении веков ни одна из многочисленных семейных драгоценностей не была продана или даже заложена. Правда, некоторые сумел украсть Оливер Кромвель.
41 
