67 
– Барышня, милая! Златочка! Как же так, как же так?! – запричитал густым басом посол. – Ну ничего, ничего, все устроится…
Бубня всяческие благоглупости, Виктор Александрович под локоток увлек Злату в коляску. Девушка пребывала в полной прострации, не в силах вымолвить ни слова.
Амир подошел к коляске и поклонился послу.
– Берегите ее, – попросил он.
– Конечно, конечно, уважаемый! Мы уже и ее батюшке телеграфировали, что она жива-здорова, он скоро прибудет. Уже в пути… – Теряев постучал кучера тростью по спине. – Трогай!
Коляска покатила по улице, оставляя позади разгромленный особняк Бен-Фарида, где Злата провела около месяца. Только сейчас девушка смогла стряхнуть оцепенение. Раненая рука, наспех замотанная какой-то тряпицей, болела зверски, голова кружилась, но намерение вернуться было абсолютно ясным и четким.
– Нет, постойте, я хочу назад!
– Тише, голубка, тише, у тебя шок… – Посол удержал вскочившую Злату, дабы та не выпала на ходу. – Куда ты рвешься?
– К нему, к Амиру!
– К этому юноше? – удивился посол. – Ну дело молодое, надо будет, он знает, где тебя искать.
– Но я даже не обняла его на прощание! Не поблагодарила, не… не сказала, что люблю…
– И не надо, барышня. Он же мусульманин, не чета тебе, православной.
Обессиленная, девушка горько заплакала.
Амир смотрел вслед удаляющейся коляске, увозившей Злату и русского посла, и готов был взвыть от беспомощности и отчаяния.
Ни слова на прощание, ничего! Увидит ли он когда-нибудь еще Злату? Почему она уехала, даже ничего не сказав?
– Злата! – крикнул он и бросился за коляской.
– Нет! – перехватила его твердая рука Джибраи-ла. – Нет!
– Почему, отец? Я люблю ее!
– Ты мужчина. Ты должен сперва решить все для себя, а потом сообщить решение женщине.
– Что решить? – выкрикнул Амир, но перестал вырываться.
– Как жить дальше, – пояснил Джибраил. – Любовь – это только начало.
– Нет! Жизнь бессмысленна. Любовь есть смысл. – Именно эти слова произнес умирающий Тафари там, в гареме.
– Романтично, но непрактично. Успокойся. – Джибраил сурово взглянул на сына. – Спешить не стоит.
– Отец! Она же уезжает! – не успокаивался Амир. – И скоро уедет навсегда!
– Навсегда только умирают, – философски заметил Джибраил. – Пока человек жив, жива и надежда.
Амир ошарашенно посмотрел на отца, постепенно успокаиваясь. Он наконец-то услышал буквально крик своего избитого усталого тела: болели ребра, саднила разбитая бровь, а после удара даудовской дубинкой, гореть ему в аду, рука распухла и почти не шевелилась.
В посольстве Злату устроили со всеми удобствами. Появился врач, осмотрел рану и наложил новую повязку, а также дал какую-то настойку, от которой Злате немедленно полегчало. Рука, конечно, болела, но, в общем и целом, девушка оставалась вполне дееспособной – чего не скажешь о ее душевном состоянии: события последних дней, да и месяца в целом, оказались слишком тяжелыми для юной души. Когда Злата осталась одна в отведенной ей комнате посольства, то тут же упала на кровать и проспала больше суток. Как объяснил доктор Григорьев, от нервного потрясения.
Пришлось снова переодеться в привычную европейскую одежду, надеть туфли, но теперь все это Злате ужасно мешало. За месяц, проведенный в гареме, она привыкла ходить босиком, носить невесомые одежды, привыкла к легкому позвякиванию браслетов на щиколотках… Надо же, и совсем отвыкла от европейской одежды… Элегантное синее платье, которое, ахая, разложила перед нею служанка, показалось Злате элементом чужого мира. Она даже укорила себя за такие мысли и платье надела, но в нем чувствовала себя не слишком удобно – однако ничего не поделаешь – не переодеваться же опять в восточные одежды. Тем более что их пришлось бы покупать, ее необыкновенный дорогой наряд после беготни по подземельям пришел в полную негодность.
Все ужасы последних дней в доме Бен-Фарида будто отодвинулись, подернулись дымкой. Теперь Злате казалось, что она спала и видела сон – яркий, волшебный и немного страшный, как все восточные сказки. Она не хотела вспоминать ни о кинжале у ее горла, ни о том, как Ибрагим хотел надругаться над ней, ни о последнем взрыве. Если думать об этом, можно с ума сойти, хотя Злата и отличалась несокрушимым душевным здоровьем. Наверное, должно пройти какое-то время, пока она сможет думать об этом без содрогания. Тем более что далеко не все в этой сказке было страшным.
67 
