очень нудно 
189 
— Слушаюсь, графиня, — устало кивнул Джиральди. — Ха… А я-то думал, последним приказом мне будет: «Подай-ка еще кусок жаркого».
Он хмуро улыбнулся, почти машинально повернулся, чтобы полоснуть мечом по почти уже вскарабкавшемуся на стену марату, и пошел передавать ее распоряжения.
Амара спустилась обратно во двор и скорее по привычке огляделась по сторонам. Фиделиаса и его людей не было видно — должно быть, их благополучно унесли воздушные рыцари. У ворот мараты одолели-таки баррикаду, и хотя продвижение их замедлялось обилием валявшихся на земле тел, они продолжали теснить немногих оставшихся в живых защитников.
Она выхватила меч — меч павшего гвардейца из мавзолея принцепса — и пару мгновений любовалась украшавшим его орнаментом. Потом подняла глаза на рвущихся в ворота маратов.
Она не сомневалась, что рано или поздно увидит их вождя, вступающего в крепость победителем.
Бернард подошел к ней сзади. Вид у него был утомленный, но в руках он сжимал здоровенный топор из тех, какими пользуются лесорубы.
— У нас есть план?
— Предводитель орды. Я его видела. Хочу убрать его. — Она рассказала ему про кинжал у того на поясе и про вторую орду на подходе.
Бернард кивнул.
— Если нам удастся пробиться к нему, — сказал он, — я попытаюсь прикрыть тебя завесой. Хватай кинжал и беги. Доставь его Первому лорду, если сможешь.
— Ты изможден. Если ты попробуешь заклинание еще раз, это может уби… — Она замолчала и сделала глубокий вдох, успокаиваясь.
— Пиреллус говорил правду, — заметил Бернард. — В обреченности есть и свои положительные стороны. Например, тебе нечего терять.
Он повернулся к ней, обнял рукой за талию и поцеловал в губы. Не было в этом поцелуе ни сомнений, ни сдержанности — только здоровая мужская страсть, облагороженная врожденной мягкостью. Амара негромко застонала и вся отдалась этому поцелую, хотя на глаза ее снова навернулись слезы.
Она оборвала поцелуй слишком быстро, заглянув ему в глаза. Бернард улыбнулся ей.
— Не хотелось оставлять недоделанным это дело.
Она отозвалась ему усталой улыбкой и повернулась к воротам.
Из-за стены донесся рев рогов — более звучный, более разрушительный, более злобный, чем прежде. Земля снова начала содрогаться, и рокот с криками, казалось, захлестывали ее с головой, лишая воздуха. Ей показалось, она чувствует, как дрожат ее щеки от одной силы этого шума.
Последние защитники ворот таяли на глазах. Во двор начали просачиваться мараты с дикими взглядами, окровавленным оружием, с головы до ног забрызганные кровью. Одного гольдера опрокинули на землю два волка и марат, единственным оружием которому служили собственные зубы. Алеранец еще пытался отползти в сторону, но тут его прижал к земле ногой овцерез и коротким взмахом головы сломал бедолаге шею. Мараты все прибывали, и во дворе воцарился полный хаос. Бой за ворота распался на множество местных стычек.
— Вон, — выдохнула Амара, выставив вперед палец. — Как раз входит в ворота.
Ацурак в сопровождении своих тварей и правда появился в воротах. Небрежным движением руки он пронзил трофейным копьем спину бившегося у обломков баррикады легионера и, не проверяя, мертв ли тот уже, выдернул копье и проверил острие пальцем. На него бросилось несколько алеранцев. Одного разорвала в клочья одна из птиц. Другой рухнул на землю, не успев подобраться к Ацураку на расстояние удара; из обеих глазниц его торчали черные маратские стрелы. Та же судьба постигла и остальных смельчаков.
— Я иду первым, — буркнул Бернард. — Отвлеку их внимание. Ты давай прямо за мной.
— Ладно, — согласилась Амара и положила руку ему на плечо.
Бернард сжал в руках топор и изготовился к броску. Воздух внезапно содрогнулся от грохота… нет, звук этот более всего напоминал громовое урчание голодного живота. Новые вопли послышались из-за стены, и сама она, казалось, пошатнулась у самых ворот. Она дрогнула еще раз — трудно представить себе, какой силы был удар, способный пошевелить этакую махину, — и по поверхности ее побежала паутина трещин. Оглушительный рев послышался снова, и стена с грохотом обвалилась. Алеранцы разбегались по ней в обе стороны. Каменные глыбы, большие и малые, выпадали из нее и летели вниз, а потом все заволокло облаком пыли, золотым в лучах утреннего солнца.
Из пролома в стене еще раз послышался громоподобный рев, и сквозь пыль начали проступать очертания исполинского гарганта — такого огромного Амара еще не видела ни разу в жизни. Забрызганный кровью, раскрашенный пестрыми варварскими узорами, он казался чудищем из кошмарного сна. Он задрал морду и взревел снова, обрушив когтистой ногой еще кусок стены в добрых десять футов длиной. Потом, испустив еще один оглушительный рев, он вошел через пролом на двор.
189 
