37 
— Вы, как я вижу, очень хорошо осведомлены о высшем лондонском свете, — процедил сквозь зубы герцог. — Мы отправимся туда в половине восьмого, юные леди. Леди Эвелин настояла, чтобы я сопровождал вас. Она заявила, будто иначе никто не поверит, что я решил взять над вами опеку.
Последние слова он произнес уже выходя из комнаты, и Андрина проводила его взглядом.
Она догадывалась, что для него нет ничего более неприятного, чем эта обязанность сопровождать новоявленных кузин в какую-то докучливую компанию. Но в то же время Андрина считала, что леди Эвелин абсолютно права — если герцог не будет сопровождать девушек, то все слухи, распространившиеся по Лондону о его опекунстве, будут восприняты высшим светом как лишь нелепый розыгрыш.
— Мне кажется, что ему совсем не хочется ехать с нами на этот ужин, — произнесла Черил с извечным своим испуганным выражением.
— Не обращай внимания на его тон, — успокоила ее Андрина, — он всегда так говорит.
— А на меня его светлость производит неотразимое впечатление, — воскликнула Шарон. — Я уже догадалась, почему он до сих пор не женат. Он разочарован в жизни и когда-то был обманут в любви.
Андрине хотелось согласиться с утверждением сестры. Может быть, действительно, объяснение поведению: герцога с женщинами крылось именно в этом.
Но по ее мнению, герцог просто слишком любил самого себя и поэтому предпочитал оставаться холостяком.
Однако у нее не было времени предаваться размышлениям о тайнах души их опекуна. Ее заботило только одно — как бы Черил обрела мужество и не очень пугалась огромных размеров особняка, в котором они поселились, и количеством слуг.
Ей хотелось также, чтобы ее робкая сестричка подружилась с леди Эвелин. На доброе влияние их пожилой покровительницы она очень рассчитывала.
Как можно бояться леди Эвелин, когда та так заразительно смеялась, так была рада возложенной на нее миссии опекать молодых девушек и старалась сделать все от нее зависящее, чтобы они предстали в высшем свете в самом лучшем виде.
Немедленно был вызван парикмахер, который поочередно, переходя из комнаты в комнату, делал буквально чудеса с волосами сестер.
Затем возник горячий спор по поводу того, какие платья кто из них должен надеть на первое свое появление в свете. Тем более что сундук с новыми нарядами уже был доставлен.
Было решено, что первой будет наряжаться Черил, затем оденется Шарон, и в конце концов выяснилось, что у Андрины не осталось слишком большого выбора.
Так как девушки должны были быть облачены во все белое, соответственно правилам лондонского сезона, Андрина посчитала себя уже не дебютанткой.
Она довольно равнодушно перебрала несколько платьев, оставшихся после сестер, и выбрала себе воздушный наряд в блеклых нежно-голубых тонах, который очень шел ей, по словам ее покойной матушки.
— Ты никогда не ошибешься, если будешь следовать природе и цветам, которые растут в нашем саду, дорогая моя, — постоянно говорила ей мать. — Они тебя никогда не обманут. Если у нас на клумбе расцвели алые тюльпаны, то смело надевай красное платье. Но никогда твой наряд не должен выглядеть ярче, чем природные краски.
Платье, которое выбрала Андрина на этот вечер, было голубого цвета, цвета весенних незабудок. По фасону оно было намного проще платья Черил, богато отделанного оборками, подчеркивающими невинную прелесть девушки, или несколько вызывающе обтягивающего фигуру наряда Шарон.
Андрина надеялась, что она хоть немного сэкономила на своем наряде, однако на это рассчитывать было нелепо, ведь мадам Бертин брала за каждое платье непомерную цену.
В скором времени надо будет найти более подходящую модистку, у которой они могли бы пополнить свой гардероб.
Прежде чем девушки в конце концов были готовы спуститься вниз, леди Эвелин явилась с инспекцией, чтобы посмотреть, насколько девушки выглядят соответственно поставленной перед ними великой цели.
Сама она показалась сестрам просто эталоном красоты и элегантности в своем наряде. На ней было пурпурное платье, по декольте которого были размещены алые орхидеи.
— Какие красивые орхидеи! — не удержалась от восторженного восклицания Андрина.
К ее удивлению, леди Эвелин немного смутилась.
— Я всегда украшала себя цветами, когда жила в Брюсселе, — пояснила пожилая леди, — и поэтому я осмелилась в этот вечер как бы вернуться в прошлое и позволила себе это расточительство.
37 
