Музыка замолкла, зал взорвался аплодисментами, эхом разносившимися вверх к потолку.
Не говоря ни слова, Дариус быстро провел Летти через толпу, которая расступалась перед ними. За их спинами слышались поздравления и радостные крики. Пошли все к черту! У него на уме одно – уложить ее в постель.
Дариус извлек из кармана смокинга телефон. Когда они вышли из здания, их поджидал лимузин, и Коллинз открыл заднюю дверцу. Через секунду они сидели внутри.
Дариус сжал Летти в объятиях и начал с жадностью целовать.
Ее губы такие сладкие, она дрожит, тело податливо припало к нему.
– Сэр? – спросил Коллинз.
– Домой, – коротко бросил Дариус. – Быстрее. – Затем нажал кнопку загородки между передними и задними сиденьями. Каждая лишняя минута – это агония. Летти принадлежит ему. Только ему.
Лимузин ехал по ярко освещенному Манхэттену, а Дариус не переставал страстно ее целовать. Как же она красива, как сексуальна… Шелковистые длинные волосы, атласная кожа… Он прижимал ее к спинке кожаного сиденья, целуя неистово, грубо, кусая ей нижнюю губу, стискивая грудь, обтянутую розовой тканью. Она не сопротивлялась – наоборот, вцепившись ему в плечи, целовала в ответ. Глаза у нее были закрыты, голова откинута, на лице – восторг.
Он едва держался, чтобы не овладеть ею прямо здесь, на заднем сиденье лимузина, и уже машинально тянул руку к ширинке, как понял, что машина остановилась. Дариус перевел взгляд на окно и увидел, что они подъехали к порт-кошер перед парадным входом в пентхаус. Дариус посмотрел на Летти – она полулежала на мягком кожаном сиденье, большие карие глаза подернуты дымкой, темные волосы растрепались, платье смято. Еще минута – и он задрал бы ей подол.
Но не так он рисовал себе эту ночь – все чуть не закончилось грубым сексом на заднем сиденье автомобиля. Нет! После ужаса их первой ночи он хотел, чтобы сегодня ночь стала идеальной.
Наконец-то он обойдется с Летисией Спенсер, запретной принцессой его юности, как она того заслуживает. А он насладится ею так, как он того заслуживает.
Дариус поправил на Летти платье. Дверца лимузина распахнулась, он взял ее за руку и помог выйти.
В холле пентхауса с ними поздоровался консьерж:
– Добрый вечер, сэр.
– Добрый вечер, Джоунз, – вежливо ответил Дариус.
Держа Летти за руку, он чинно провел ее к лифту.
Но как только дверцы лифта закрылись, Дариус прижал ее к стене, и жадные поцелуи продолжились.
– Я все еще не могу поверить… – задыхаясь, произнесла Летти.
– Во что не можешь поверить? Что я тебя целую?
– Что ты отдаешь пять миллиардов долларов. Почему?
– Ты разве не догадываешься?
Она покачала головой:
– Ты же ненавидишь моего отца…
Дариус чуть отстранился.
– Я сделал это не для него.
– Для твоих друзей?
– Они – не мои друзья.
– Ну тогда для других жертв. Для трудяг, у которых нет пенсий. Для пожарных. Для медсестер…
– Я не настолько благороден.
Лифт остановился, и они вышли. Помещение с высокими от пола до потолка окнами заполнял лунный свет. Каблуки-шпильки туфель Летти гулко стучали по мраморному полу. Она вдруг остановилась.
– Тогда почему? – прошептала она.
– Я не смог вынести того, как к тебе все отнеслись, а ты ведь всего лишь была верна человеку, который этого не заслуживает.
Летти прикусила губу.
– Я знаю, что мой отец далек от совершенства…
– Совершенства? – Дариуса передернуло. – Он преступник. Теперь тебя защищаю я.
– Защищаешь… или навязываешь свои правила?
– Это одно и то же. Я защищаю то, что принадлежит мне.
– Нашего ребенка.
– И тебя. – Он смотрел ей прямо в глаза.
Летти тоже смотрела ему в глаза.
– Но я не принадлежу тебе, – сказала она. – Моя беременность случайна. Твои разговоры о браке… это несерьезно.
– Серьезно, – возразил он.
– Дариус, такое обязательство… это навсегда.
– Знаю.
– Я была уверена, что после приема ты не захочешь меня больше видеть.
Дариус медленно поднес ее руку к губам. Летти, не дыша, смотрела, как он целует изгиб ее ладони. Он выпрямился и произнес:
– Я хочу видеть тебя завтра и каждый следующий день до конца нашей жизни.
– Дариус…
– Летти, ты выйдешь за меня. Ты это знаешь. И я знаю. В душе ты всегда знала, что будешь моей.
Выйти за него? По-настоящему?
Даже если Дариус больше не испытывает к ней ненависти, он ее не любит. А она? Она боится, что может полюбить его. Это страшит.