5 
Перед отъездом герцог договорился посетить австрийское посольство, как только он снова будет в Лондоне.
По дороге домой Дарлингтон решил во что бы то ни стало сдержать данное обещание и заехать в посольство. Самому себе он признался, что сделает это не без удовольствия. Его мысли теперь занимала жена посла, и о леди Изабель он ни разу не вспомнил, пока не попал домой.
Там герцога уже ждала записка от пылкой любовницы. Дворецкий подал ее со словами:
— Ее доставил один из дворовых людей капитана Вестбери вскоре после отъезда вашей светлости.
Герцог поблагодарил дворецкого, взял записку, а про себя подумал, что такое поведение Изабель крайне неосторожно. Передавать любовное письмо с лакеем мужа шло против всяких правил. Это непременно повлечет за собой пересуды среди слуг, а те, в свою очередь, расскажут все хозяину.
Однако герцог не особенно переживал за репутацию леди Изабель. Дарлингтон привык, что ради него женщины шли на риск и навлекали на себя немилость света.
Образ Изабель в его памяти сильно поблек. Женщина с рыжими волосами и зелеными глазами куда более интересна.
Эта записка, наверное, положит начало целой череде посланий, в которых Изабель будет жаловаться на его отсутствие, редкость встреч, наконец, измену.
«Черт побери! — недовольно подумал герцог. — Почему женщинам так нравится поверять свои чувства бумаге?»
Герцог даже не взглянул, что было в записке, и бросил ее на туалетный столик в спальне.
Он заметил ее только на следующее утро, когда одевался к завтраку. Камердинер помогал ему в этом. Костюм был сшит по фигуре и сидел идеально. Герцог, впрочем, искал совершенства во всем, что касалось его внешности.
— Вот новый сюртук от Вестона, ваша светлость, — пояснил камердинер.
— Ах да? — отозвался герцог равнодушно. — Надеюсь, он подойдет.
— Я тоже надеюсь, ваша светлость. Вы такого крепкого телосложения, что портным нелегко подгонять платье под вашу фигуру.
В голосе камердинера звучало восхищение. Ему и остальным слугам герцога было приятно, что хозяин — человек, имеющий множество достоинств, к тому же так прекрасно сложен. Его мускулы стали предметом истинной гордости. Герцог и не подозревал, как близко к сердцу принимали слуги его победы на скачках, успехи в боксерских поединках и стрельбе.
Когда герцог участвовал в скачках с препятствиями, организатором которых он являлся, все его слуги сделали ставки на хозяйскую лошадь. Правда, с тех пор герцог всегда выигрывал, и их поддержка казалась совсем незначительной. Но они не переставали гордиться Дарлингтоном и любить его за щедрость и справедливость.
Он был по-хорошему строг и требовал полной отдачи во всем, а таким хозяином нельзя не восхищаться.
— Прекрасно сидит, ваша светлость! Превосходно! Ни малейшего изъяна.
Камердинер оглядел хозяина со спины и залюбовался сюртуком. Герцог бросил взгляд в зеркало и на туалетном столике заметил записку леди Изабель. Она лежала там, куда он ее небрежно бросил: среди расчесок и флаконов, украшенных монограммами и фамильным гербом. Оставлять записку на видном месте не следовало, герцог взял ее и спрятал в кармане сюртука.
Герцог уже собирался уходить, когда в дверь постучали. Камердинер впустил в комнату личного секретаря герцога или, как он сам его называл, — ревизора.
— Я нужен тебе, Рэмсджил? — спросил Дарлингтон. — Если ты принес очередную пачку писем, то ее придется отложить до Лондона. Я тороплюсь, хочу успеть к первому заезду. Ты же знаешь, сегодня скачет Фоксхантер.
— Я помню, ваша светлость, — ответил мистер Рэмсджил, — и не сомневайтесь, что он выиграет забег. Кстати, жокей просил вашу светлость зайти к нему перед началом скачек. Он хочет о чем-то спросить вас.
Герцог улыбнулся:
— Он, верно, ждет последних указаний. Могу посоветовать ему быть поосторожней с французской лошадкой — остерегаться жокея лорда Алтэна. Он прибегает к запрещенным приемам, чтобы добиться своей цели.
— Вы, как всегда, правы, ваша светлость, — кивнул мистер Рэмсджил. — Но я пришел поговорить с вами по другому вопросу.
При этих словах он многозначительно поглядел на камердинера, и тот поспешно покинул комнату, плотно закрыв за собой дверь.
— В чем дело, Рэмсджил? — не вытерпел герцог. — Ты же знаешь, я спешу.
— Я не хочу задерживать вашу светлость, но боюсь, это дело не терпит отлагательства. Я привез вам из Лондона тревожное письмо, которое пришло вчера поздно вечером. Оно от настоятельницы монастыря Святой Терезы.
5 
