15 
— Что бы ни ранило тебя, Ворон, не дай этому погубить себя. Ты натворил уже много такого, что считается недопустимым или предосудительным, но при этом ты всегда умел оставаться добрым, щедрым и отзывчивым.
Она протянула руку, накрыла ею ладонь брата.
— Я понимаю, ты страдаешь, — мягко сказала она, — но тот, кто неповинен в преступлениях против тебя, не должен страдать за чужие грехи.
— Не понимаю, о чем ты, — возразил герцог.
— Понимаешь, я думаю, — ответила леди Маргарита. — И помни, ненависть — это бумеранг, который возвращается, чтобы ударить того, кто его запустил.
— Я не говорил, что кого-то ненавижу, — сказал герцог. — Я просто хочу отомстить за оскорбление, и отомстить очень крепко.
— И сделаешь при этом кого-то несчастным?
— Искренне надеюсь, что да.
— Очень непохоже на тебя. Возможно, тебе в жизни выпадало слишком много счастья, и пришел момент, когда за него приходится платить. Такова жизнь, каждый платит за то, что получает. Не надо мстить, Ворон.
— Ты плохо знаешь свою Библию, — ехидно сказал герцог. — «Око за око, зуб за зуб» — вот высшая справедливость!
— Если бы ты потрудился прочесть еще несколько строк, ты узнал бы, что мы должны прощать своих врагов.
— Возможно, именно так я и поступлю, но сначала покараю их.
— Мне кажется, Ворон, — вздохнула леди Маргарита, — что ты назначил себя одновременно и судьей, и палачом. Это ошибка.
— Как ты можешь быть уверена в этом? — спросил ее брат. — Ну а теперь я хочу увидеть Анну.
Герцог подумал, что леди Маргарита, наверное, раскаивается в том, что рассказала ему о девушке. Наверное, она даже переживает, что так усердно молилась Богу о разрешении этой проблемы.
Герцог накрыл руку сестры своей ладонью и сказал:
— Не печалься, Маргарита. Как ты сказала, я совершил в своей жизни немало вещей, достойных осуждения, и приобрел репутацию, которая, несомненно, шокирует членов нашей семьи. Но я никогда, насколько мне помнится, не поступал непорядочно и не бесчестил доверившихся мне женщин.
Голос герцога звучал так искренне, что заставил леди Маргариту испытующе посмотреть на брата.
Потом она улыбнулась.
— Чувствую, что это правда, Ворон. Я поверю тебе. Но, разумеется, если ты захочешь жениться на Анне, если она окажется той девушкой, которую ты ищешь, ты кое-что должен решить для себя.
— Совершенно верно, — согласился герцог.
Его сестра вновь поднялась на ноги.
— Пойду найду Анну. Но если она окажется не такой, как ты ожидаешь или хочешь, тебе придется поискать себе жену в другом месте.
Герцог не ответил, а когда сестра вышла из комнаты, налил себе еще один бокал вина и подошел к окну.
Он не видел ни залитых солнцем лужаек за окном, ни монахинь, похожих на цветки, мелькающие на фоне ухоженных живых изгородей.
Вместо этого он видел освещенное лунным светом лицо Клеодель. Вот она улыбается Джимми, а затем затаскивает его в спальню.
Раздался хруст стекла — герцог так сильно сжал бокал в руке, что у него обломилась ножка.
Герцог подхватил верхнюю часть бокала, не дав вину расплескаться на пол. Да, именно так ему хотелось обхватить своими пальцами белую шейку Клеодель и сжимать, сжимать ее…
Впервые в жизни ему хотелось убить кого-то, и он был уверен в том, что это было бы справедливо — око за око.
Это стало бы расплатой за то, что убила сама Клеодель — его идеалы, которые она своей юностью и красотой возродила в его сердце. Идеалы, которые он растратил за годы своей беспутной, ужасной жизни.
Поскольку Клеодель казалась воплощением идеала женщины, он поместил ее в святилище своего сердца, которое до той поры оставалось пустым. Но она ограбила, осквернила это святилище, и он возненавидел ее за это с такой яростью, которой не испытывал ни разу в жизни.
Сидя в поезде, который вез его в Париж, герцог представлял удовлетворение, которое он мог испытать, если бы поддался первоначальному порыву и взобрался на тот балкон, а оттуда проник в спальню Клеодель.
Он принялся бы бить Джимми и пугать Клеодель до тех пор, пока они не стали бы умолять его о пощаде, стоя на коленях.
Хорошо, что он вовремя понял, что такая месть слишком примитивна. Поступив таким образом, он сам опустился бы до их уровня.
Месть, которую он придумал позже, была намного тоньше, умнее и гораздо больнее.
Совершенно очевидно, что Клеодель уже мечется, пытаясь понять, что случилось и почему ее жених до сих пор не дает о себе знать.
15 
