30 
Выйдя из лифта, они прошли извилистым коридором, где древние трубы бежали по серым стенам. В них странно булькало и клокотало. Спустились по короткой неровной лесенке, и Джошуа открыл большую железную дверь в темную и мрачную комнату. Дернул за шнурок, и единственная лампочка осветила чье-то жилище. В углу лежал спальник, рядом стояли пустые чашки, пристроилась пара книг и недоеденный бутерброд.
— Извини, что беспорядок, — смущенно сказал Джошуа. — Я уборку тут делаю реже, чем надо.
— Вы тут живете? — спросил Барнаби.
— Ну да. Своя квартира мне не по карману, вот и решил, что и тут на какое-то время сойдет. — Он почесал голову — похоже было, что ему как-то неловко от того, что жизнь ему ничего лучше не предложила. — Гораздо выгоднее, чем платить за какую-нибудь клетушку на другом краю города.
Барнаби задумался: отчего же человек станет жить под таким вот огромным зданием — и где родители этого парня? «Я тоже в таком месте окажусь?» — спросил он себя, пока Джошуа рылся в ящике, задвинутом в угол. Парень вытащил пузырек чего-то зеленого и тягучего на вид, а также пару пластырей. «А если я никогда больше не вернусь домой?»
— Будешь как новенький, — сказал Джошуа, смазывая голову Барнаби зеленкой, в которую он обмакнул ватную палочку. Потом заклеил шишку пластырем крест-накрест. — Тебе получше?
— Гораздо, — ответил Барнаби. Он сел на большую круглую трубу, шедшую по стене почти возле пола, и крепко в нее вцепился — о потолок биться головой больше не хотелось, он был весь стальной. В такие вот минуты он скучал по своему матрасу средней жесткости «Беллиссимо» из «Дэйвида Джоунза».
— Ладно, Барнаби, — сказал Джошуа, — давай-ка я все это сложу на место, и мы вернем тебя на поверхность.
Он скрылся за углом, а Барнаби обратил внимание на открытую дверь в другую комнату. Встал и медленно двинулся к ней, цепляясь за железные фермы, как обезьянка, что скачет с одной лианы на другую. За дверью размещалась очень необычная коллекция скульптур — все из железа, скрученного в причудливые, но очень интересные формы. У некоторых в самую середину были засунуты деревянные дощечки, а их сердцевины испещрены льдисто-голубой краской. Казалось, никакого смысла в этих композициях нет, но все они отличались друг от дружки; Барнаби взял одну скульптуру в руку, и его поразила ее красота — таким работам самое место в художественной галерее или в музее.
А через минуту он обратил внимание на другую странность. В углу этой комнаты стояла простая картонная коробка, доверху заполненная ватными палочками — такими себе уши чистишь. Их там были тысячи. Даже десятки тысяч.
— А я думал, ты улетел, — раздался у него за спиной голос. Барнаби развернулся — в дверях стоял Джошуа.
— Это вы все сделали? — спросил мальчик, оглядывая скульптуры.
— Ну да. Нравятся?
— Очень красивые. А что они значат?
— Это тебе самому решать. Для меня лично каждая означает что-то свое. Я же сказал, что мою окна днем. А на самом деле я художник. Вернее, хочу им стать. Вот только не очень получается убеждать людей смотреть мои работы или покупать их. Ты себе не представляешь, какие заносчивые в этом городе галеристы. Может, я зря трачу время, не знаю.
— А коробка с ватными палочками? — спросил Барнаби. — Тоже произведение искусства?
— Нет, — улыбнулся Джошуа. — Это просто коробка ватных палочек.
— У вас, должно быть, уши очень грязные.
— Это не мне, — сказал Джошуа, взял одну и пристально посмотрел на нее. — Я их просто держу тут, чтобы родню не забывать. Так глубоко под землей может быть очень одиноко, знаешь.
— Другие люди фотографии хранят, — сказал Барнаби.
— Ну, эти у меня тоже в бумажнике есть, одна-две. Но ватные палочки — семейный бизнес, поэтому они мне напоминают о доме. Мой отец — король ватных палочек Америки. А я, стало быть, — принц, наверное. Слыхал когда-нибудь про Сэмюэла Прюитта?
Барнаби покачал головой.
— Да, он не очень знаменит. Зато очень и очень богат. Он изобрел ватную палочку.[13] И когда кто-нибудь в мире покупает пачку таких вот палочек почистить себе уши, мой отец зарабатывает квортер. А в сумме получается очень много квортеров. Если их сложить, выйдет очень много долларов.
— Почему же вы тогда тут живете? — спросил Барнаби. — Вам и дворец, наверное, по карману.
— Это отцовы деньги, — ответил Джошуа, выводя Барнаби в коридор, — а не мои. У меня есть только то, что я зарабатываю мойкой окон. Но мне хватает. Я не голодаю, пока делаю скульптуры. Он же мне ни дайма не дает. В дом не пускает. Вообще слышать не хочет обо мне.
30 
