22 
Ей хотелось бы накричать на маркиза, но интуиция подсказывала ей, что пусть он и морской волк, но лучше его переубедить.
Однако по тону его голоса и упрямому подбородку, она решила, что маркиз будет непреклонен и поступит так, как сказал, и ей трудно будет отговорить маркиза от его намерения.
«Если он пошлет меня домой, — думала она, — мне придется совершить побег заново, а во второй раз это будет труднее».
Она чувствовала, что маркиз позаботится и о том, чтобы она не скрылась от него, пока будет находиться с ним, и Ола пожалела, что доверила ему свои драгоценности.
Она теперь ненавидела маркиза так же, как и Жиля.
«Все мужчины одинаковы, — думала она. — Они играют по правилам, лишь когда им на руку».
Она недоумевала, почему девочки в школе всегда говорили о мужчинах так, будто они самые замечательные и желанные, в отличие от всего остального на земле.
«Я ненавижу мужчин! — говорила себе Ола. — Ненавижу их так же, как и мою мачеху! Все, что я хочу, это жить самостоятельно, иметь друзей, которые мне приятны, и делать все, что желаю, не подчиняясь ничьей воле!
Она уже давно решила для себя, что замужняя жизнь означает постоянную зависимость от мужчины, который считает, что ему дана власть над тобою.
Может быть, подобное можно терпеть от любимого человека, иначе было бы просто невыносимо жить. Она думала, что, будучи богатой, может не спешить с замужеством, пока не встретит мужчину, с которым ей понравится жить, и он будет добрым, все понимающим, ему можно будет доверить сокровенные чувства и мысли.
Когда она еще обучалась в монастыре, то часто думала о том, как трудно найти людей, которые оказались чуткими и интересными собеседниками.
Монахини лишь давали указания, а отец говорил с нею, но не беседовал по душам. По сути, ни он, ни кто-либо другой не интересовались ни ее мнением, ни ее переживаниями.
«Маркиз слушал меня за обедом, — думала она, — когда я описывала различные суда, на которых раньше плавала, и он объяснял мне то, что я хотела знать о его собственной яхте».
Она была поражена огромным количеством книг в его шкафу, что говорило о широком круге его интересов, и ей тоже хотелось узнать как можно больше обо всем этом.
«Мы поговорим на разные темы вечером за ужином», — радостно подумала она тогда, но теперь он ясно показал, что он думает о ней.
Она была ненужной вещью на борту, от которой он избавится, когда сочтет необходимым, даже не считаясь с ее мнением.
«Я ненавижу его! — думала она. — Я ненавижу его потому, что он обманул меня, в то время как я считала его добрым и честным».
Она не хотела плакать, когда думала о своем будущем; она испытывала лишь гнев.
Когда-нибудь она сможет поквитаться с маркизом за то, что он разочаровал ее, когда она менее всего этого ожидала.
«Я рада, что он чем-то расстроен, и надеюсь, что ему крепко досадила женщина, — говорила она себе. — Так ему и надо! Если он когда-нибудь расскажет мне об этом, я буду смеяться, потому что рада, что его заставили страдать!»
Все это замечательно, но не решает ее собственной проблемы, и Оле надо было каким-то образом бежать от него.
Но чтобы осуществить свой замысел, пришлось бы разве что броситься в море.
«Если я сделаю это, — размышляла она, — то утону, и, может быть, это останется на его совести на всю оставшуюся жизнь».
Но если серьезно, то она понимала, что он просто объяснит ее поступок неуравновешенностью рассудка и забудет об этом задолго до того, как войдет в Средиземное море.
Но Ола не хотела сдаваться.
Она откинулась на подушки софы и начала обдумывать план действий, чтобы ускользнуть от маркиза и каким-то образом помешать его намерениям.
«Может, мне удастся спрятаться где-нибудь на яхте, — думала она, — а он подумает, что я уже на берегу, и меня обнаружат, лишь когда яхта снова выйдет в море».
Пожалуй, такое можно было бы проделать, однако у нее было чувство, что маркиз договорится с курьером, которого наймет, чтобы тот был с ней начеку и выполнял бы обязанности и тюремщика, тогда она не сможет убежать, пока маркиз не окажется слишком далеко в море.
«Что же мне делать? Что же делать?» — спрашивала себя Ола.
Но внезапный вой ветра, прорывавшегося сквозь снасти, свидетельствовал о том, что ненастье все еще продолжается, и если намерениям маркиза воспрепятствует не она, то уж наверняка сама природа, и тогда будет невозможно зайти в Плимут, как того хотел маркиз.
22 
