28 
Утром ей принесли завтрак: кусок хлеба и кружку холодной воды. Надзирательница бросила паек на стол, смерила Олу презрительным взглядом и ушла, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Сэр Бернард предупреждал, что ее снова будут допрашивать, и при каждом новом звуке за дверью она внутренне сжималась. Но лишь после полудня девушка услышала, что кто-то приблизился к ее камере, затем с лязгом повернулся ключ и дверь распахнулась.
Решительно выдохнув, Ола повернулась к надзирательнице.
Однако это была не она. Это был человек, которого она ожидала увидеть меньше всего.
– Вы, – сдавленно прошептала девушка. – Вы смеете приходить сюда?
– Вам бы стоило радоваться, что я пришел, – процедил герцог сквозь стиснутые зубы. – Я не должен здесь находиться. Мне посоветовали забыть о вас, и вашим охранникам был отдан приказ не пускать меня к вам. Мне удалось их подкупить, но у меня мало времени.
Он подошел ближе и заглянул в ее заплаканные глаза на измученном лице.
– Скажите, что это неправда, – хрипло произнес он. – То, что они рассказывают о вас… Это не может быть правдой. Скажите!
– Зачем мне вам что-то говорить? – спросила Ола. – Они заявляют то же, что и вы. Это вы обвинили меня, и это из-за вас я оказалась здесь.
– Вы оказались здесь благодаря самой себе! – вскричал он. – Вы действительно полагали, что можно устроить такое представление и никто не усомнится? Вы явились прямо в Букингемский дворец – место, где хранятся сведения о каждой королевской династии в мире. Вы пришли к нам проверить, узнаем ли мы в вас самозванку. Я заподозрил вас в первую же минуту.
– И держали меня «под наблюдением»?
– Да, – выпалил он.
– Вот, значит, что это было? А все те слова, которые вы говорили мне…
– Давайте не будем сейчас о них вспоминать, – грубо прервал герцог Олу. – Я выполнял свой долг.
– Долг? Это долг велел вам целовать меня и говорить, что любите? Это долг…
– Довольно. Вы не в том положении, чтобы требовать объяснений. Вы приехали сюда для того, чтобы обманывать.
– И провалилась. Но ваш обман оказался очень успешным, не так ли? До той минуты, пока вы не сказали тому человеку, что я веду себя подозрительно.
– А вы и вели себя подозрительно. Вы не хотели знакомиться с королевой, зато очень хотели увидеть ее на расстоянии. С оружием наготове, если верить Дансону.
– Неужели вы в это верите?
– А почему не верить? Вы проговорились, что прекрасно стреляете… Хотя потом и брали свои слова назад.
– Но… я просто подумала, что на ваш взгляд это не женское занятие.
Оле тогда хотелось, чтобы Джон полюбил ее, но в этом она не могла признаться. Глядя на его мрачное лицо, девушка не увидела сомнения или неуверенности в своей правоте.
– Это лучшее объяснение, которое вы можете дать? – холодно произнес герцог.
– Да, это лучшее объяснение, которое я могу дать. Это правда. Я повела себя глупо, но не более того. И самым глупым было… – Голос девушки дрогнул, она замолчала.
Могла ли Ола признаться этому железному человеку, что самой большой ее глупостью было то, что она поверила его медовым словам и отдала свое сердце? Отдала так искренне, что оно до сих пор принадлежало ему, хотя где-то в душе она была близка к тому, чтобы возненавидеть его.
Джон наверняка только посмеялся бы над ней.
– Да? – требовательно произнес он. – Что было самым глупым?
Вдруг Ола почувствовала страшную усталость.
– Не важно, – сказала она. – Вы все равно мне не поверите. После этого вы никогда не будете верить ни единому моему слову, а я не смогу верить вам.
В холодной тишине каменной камеры они молча смотрели друг на друга.
Потом герцог подошел к окну и выглянул во двор. Мрачная унылость темницы угнетала, душила его. Он должен выйти отсюда. Сказать было больше нечего, и все же Джон не мог ее оставить.
– Я думаю, вы ко мне несправедливы, – отрывисто произнес он. – Разве я все это начал?
– Нет, это начала я, приехав в Лондон в чужом обличье. Но, когда я вспоминаю некоторые наши разговоры, то начинаю понимать: вещи, которые говорила я, а вы потом использовали против меня…
– Что? – нетерпеливо выпалил он.
– Вы сами исподволь заставили меня говорить эти вещи, Джон. Вы расставили ловушки…
– Но ведь я знал, что вы обманываете меня, – взорвался герцог, взбешенный подобной несправедливостью.
– А потом вы пошли к сэру Бернарду и доложили ему, что выведали.
Джон молчал, буравя ее пылающими глазами.
28 
