18 
Между тем, обнаружив исчезновение дочери, Рене впал в панику. Он сразу догадался, что это Эмили освободила Атеа, и был уверен в том, что полинезиец силой увез девушку с собой. Он бросился к Лоа, который был мрачнее тучи: нарушение табу вело к жестокой каре и к большой беде.
Вождь на-ики наотрез отказался дать Рене людей, которые сопроводили бы его на Хива-Оа, и француз пребывал в полнейшем отчаянии.
Он явился в хижину Моаны, чтобы забрать вещи Эмили. Туземка молча наблюдала за тем, как Рене шарит в сундучке дрожащими руками и бормочет, что ему во что бы то ни стало надо попасть на Хива-Оа.
— Не туда, — вдруг произнесла девушка, — на Нуку-Хива.
Рене обернулся.
— Почему?
— Тебе не вызволить Эмалаи без помощи белых людей. Если Атеа решил взять твою дочь себе, просто так он ее не отпустит.
— Как я доберусь до Нуку-Хива, если Лоа отказывается дать мне сопровождающих даже до Хива-Оа!
Сделав шаг вперед, Моана коснулась его плеча.
— Я поплыву с тобой.
— Ты женщина! Тебе не провести судно через волны и рифы!
— На самом деле я многое умею, — веско произнесла Моана. — Но я возьму с собой одного из младших братьев. Он не откажется мне помочь.
— А как же Лоа? Ты отправишься на Нуку-Хива без его разрешения?
— На сей раз я намерена сама решать свою судьбу.
Рене по-прежнему сокрушенно качал головой. Внезапно ему в руки попался дневник, который Эмили собиралась вести в Полинезии, и он с надеждой открыл его. Когда взгляд Рене натолкнулся на девственно-чистые страницы, он понял, что совершенно не знает свою дочь.
Украшенный французским флагом Нуку-Хива был самым большим из ближайших островов — двадцать миль в длину и столько же в ширину, — имеющим три удобные гавани. Лучшая из них носила название Танохое: в редкий день там покачивалось менее шести кораблей.
В ту пору на Маркизских островах было три католических миссионера общества «Пикпюс», отцы Гарсиа, Фурнье и Гюильмар. Последний руководил приходом на Нуку-Хива.
Молодой вождь с Хива-Оа сказал своей невесте, что на острове у него есть несколько знакомых, которые с радостью предоставят им ночлег в своей хижине.
Под конец путешествия, измотавшего ее жарой и качкой, Эмили пришлось узнать, каким неласковым может быть тропический климат: небо заволокло тучами, и сверху обрушился дождь.
Ветер моментально усилился; поднялись волны; всего лишь час назад напоминавший лазурный ковер, океан сделался мутно-серым. Словно гигантский спрут он тянул свои водные щупальца, грозя утащить лодку на дно.
Стена воды приближалась, увеличиваясь в размерах, и Эмили чудилось, что настал Судный день. Ей казалось, будто она слышит, как скрипит и стонет дерево: лодку стремительно несло к берегу, она подпрыгивала в дикой пляске, то ныряя, то вновь всплывая, и девушка всякий раз была уверена в том, что больше не сможет: вздохнуть.
В конце концов случилось неизбежное: несмотря на все усилия Атеа, судно стало добычей океана. Накрытая гигантской волной, лодка всплыла днищем кверху, словно мертвая рыба, и ее потащило на рифы, а людей закружило в пенном водовороте, белом и холодном, словно саван.
Эмили приготовилась испустить дух, но Атеа вцепился в нее мертвой хваткой и, как и в первый раз, сомкнул ее руки вокруг своей шеи. Ослепленная хлеставшей в глаза водой, наглотавшаяся соленой влаги, Эмили распласталась на нем, словно на спине дельфина.
Позднее, вспоминая о том, как Атеа боролся с волнами, она поняла, что испытывала все, что угодно, кроме страха смерти, и вовсе не потому, что он обладал геркулесовой силой, а скорее из-за его непоколебимой уверенности в себе и своей цели.
Падая от усталости, напрягая последние силы, они ползли по скользкому берегу, стремясь уйти подальше от водяных валов. Вслед им несся дикий грохот и летели клочья пены, напоминавшие огромные хлопья снега.
Невдалеке, словно: гигантские клыки, высились острые скалы; полоска суши, отделявшей их от бурного океана, казалась совсем узкой.
Стена дождя и темнота мешали разглядеть дорогу, но Атеа взял Эмили за руку и уверенно повел за собой.
Мокрые волосы облепили ее голову, подол платья — ослабевшие ноги. Обувь она потеряла, узелок с кое-какими вещами — тоже. Эмили могла радоваться только тому, что положила мешочек с деньгами в лиф платья.
Атеа привел девушку в хижину какой-то женщины. Увидев их, хозяйка заохала, а когда юноша что-то быстро объяснил ей на своем языке, согласно кивнула.
18 
