76 
Я задумалась. Действительно, повествование про огорченного развратом в собственном доме шаха, что впоследствии стал женоубийцей, рассказанное в полумраке детской, вполне тянет на «Техасскую резню бензопилой» и кого хочешь доведет до заикания. Впрочем, разве это единственный пример ужасов, рассказанных детям на ночь? Чего стоит колыбельная про серого волчка, который непременно явится, стоит лишь сладко задремавшему чаду неосмотрительно повернуться на бок, тут же запустит в несчастного ребенка острые зубы и уволочет в лес под ракитовый куст! Вот она, причина частого детского энуреза. Каково это — лежать одному в чернильной темноте ночи в ожидании клыкастого хищника, о котором ласково спели добрые родители? При таком раскладе никакая психика не выдержит, тем более неокрепшая детская. Понятное дело, демону я этого не сказала.
— Это взрослый вариант, — неубедительно пояснила я, не уточняя, что в детском Шахрияр тоже далек от белого и пушистого симпапусика и вряд ли особо заслуживал дальнейшего долгого и счастливого существования.
Радовало, что Шахерезада уцелела благодаря своему уму, сообразительности и любви к чтению. Хотя обычно умных женщин не любят. Но это к слову.
— Хорошо, коли так, — легко согласился Аполлион. — Запугивание людей — прерогатива нечистой силы, а не родителей. Нехорошо, если кто-то делает твою работу за тебя, нагло отбирая кусок хлеба. Впрочем, оставим скользкую тему воспитания подрастающего поколения педагогам и воспитателям. Вовсе не этот рассказ я желал услышать, хотя он меня изрядно развлек.
— Тогда, может, хотя бы в общих чертах обрисуешь, что именно от меня нужно? У меня точно нет тысячи и одной ночи для бесед ни о чем, — огрызнулась я.
— Что так? — насмешливо поинтересовался демон. — Мы же практически одна семья. — Он многозначительно указал на безымянный палец, где с сегодняшнего дня у меня красовалось кольцо с янтарем в золотой оправе. Между прочим, смотрелось весьма органично, хотя и несколько неожиданно встретить массивный, явно мужской аксессуар на нежной девичьей руке. — Помолвка — серьезный шаг, даже дети, рожденные в этот период, считаются законными. Посему, моя дорогая, времени у нас с излишком. — Он узрел потрясенное выражение моего лица и рассмеялся. Бархатистый смех, такой густой, словно мед в липовой кадушке, теплой волной прокатился по пустой комнате, нежным ворсом коснулся стен, прошелся по коже, ошеломил до мурашек. — Впрочем, думаю, не стоит подвергать тебя подобному испытанию, да и меня тоже. Расскажи лучше, как ты умудрилась попасть сюда.
— В ад? — на всякий случай уточнила я.
Этих демонов не поймешь. Вроде все просто и вполне понятно излагает, а начинаешь задумываться — все время неправильные выводы получаются.
— И в ад тоже. Но больше всего меня интересует, каким ветром тебя занесло в этот мир. И не надо делать удивленные глаза. Что ты не местная, видно невооруженным глазом. Драться с Нефрой, знаешь ли, редко кто решится, если он в своем уме, разумеется.
Ну вот, теперь меня в сумасшедшие записали. Впрочем, после таких приключений сложно остаться в здравом уме и твердой памяти. К тому же ни один псих не признается, что он псих. Исходя из этого, следует ли считать нормальным человека, который открыто сознается в собственном сумасшествии? Вопрос еще тот.
— А еще мне до кончика хвоста интересно, почему, глядя на тебя, вижу рыжую сероглазую человеческую девчонку, а стоит закрыть глаза, и в памяти встает среброволосая эльфийка с янтарными очами, в чьей глубине застыли изумрудные крапины.
Вот это новость так новость. Я даже закрыла глаза, чтобы проверить сказанное огненноволосым, но перед внутренним взором предстало все то же лицо, на которое я тысячу раз накладывала косметику. Фигура у меня подтянутая, там, где надо, выпукло, где надо — вогнуто, и ноги хоть не от ушей, зато стройные. Спасибо за это фитнес-клубу, а не наследственности. Но до эльфийской стройности все равно далеко. Впрочем, на свою внешность никогда не жаловалась и даже нахожу ее вполне симпатичной, пусть и без особо выдающихся особенностей.
— Зря стараешься, — безжалостно остановил мой эксперимент демон. — Ты видишь себя такой, какой привыкла видеть. Если человеку оторвать ногу или руку, закрыв глаза, он неизменно видит себя целым и невредимым, даже ощущает утраченную конечность, словно она все еще на месте.
— Ну спасибо большое за сравнение, — нервно вздрогнула я.
76 
