30 
По утверждениям гида, гордые греки едят только сезонные плоды – если не сразу с ветки, тепличное или привозное, им невместно. А сейчас как раз пересменок, поэтому никаких фруктов в отеле нет. Вообще. В отличие от деревенских лавочек, где о пищевом мессенийском снобизме как-то позабыли и потому было всё-всё и самая вкусная на свете клубника.
Они и чай не пьют, и за ужином на мгновение показалось, что я в аду, и в качестве воздаяния приговорена к «липтону» – незадолго до отъезда я как раз издевалась над некой медийной персоной, которая, судя по фотосессии, заваривает в своём шикарном загородном доме пакетики с жёлтым ярлычком. К счастью, повсюду продавали связки местного горного чая, несколько напоминающего шалфей, и я потом спаслась.
Но вы же понимаете, неудобства не имели ни малейшего значения утром, когда эти все ушли репетировать, а я спустилась к морю, чтобы сидеть в полном одиночестве и смотреть на воду. У них на пляже «красиво, как в метро “Автово”», потому что всё во мраморе – валяются всюду белые и розовые глыбы, светятся на солнце как-то совершенно бесплатно и щедро, не Интернет же, и до того это прекрасно, что сначала подмывает статуй из них напилить, чисто как Пракситель, а потом понимаешь, что и так уже хорошо. У меня там, впрочем, было дело: я вознамерилась достичь тактильного оргазма, перетирая в ладонях галечную крошку. Где-то через час я была близка, но вдруг заметила, что ветер давно уже задувает в ушки и завихряется в полостях головы. Накинула капюшон (было поздно, но я об этом ещё не знала).
А назавтра мы поехали в белоснежный Пилос, чтобы посмотреть место будущего выступления и крепость. Режиссёр наш замечательный (вы же знаете их породу – они все, от гениев до постановщиков ёлок в ДК «Коммунар», похожи) выгрузил из автобуса труппу человек на сорок, построил и сказал:
– Так, репетируем антре, идём отсюда и до главной площади, не привлекая особого внимания.
После чего возглавил колонну вместе с пареньком на ходулях и в голос заорал:
– Дамы и господа, сеньоры и сеньориты, представление начинается! – и так скрытно, стал быть, и двинулись.
И всё было в том же духе.
Да, но потом мы пошли в крепость, и там я обрела утешение под сосною. В Майами, помнится, горевала, что не могу записать звуки порта – весь этот стальной грохот кранов, шум воды, певичку и оркестрик из кафе на набережной, болтовню разноязычной толпы и протяжные вопли птиц. А тут пожалела, что нельзя зафиксировать запах тёплой, но ещё не высохшей хвои, горячих древних камней, белых цветов и морской соли.
Это были бы банальные записи, как миллион любительских фотографий, как описание в дамских книжицах и парфюмерных релизах – ах, кофе-корица-кардамон-карамель-шоколад-имбирь. Но жизнь вообще банально пахнет, звучит и выглядит.
По дороге обратно у меня окончательно заболело горло, и следующие сутки я не помню, но на послезавтрашний вечер был назначен спектакль, и где-то с утра дня Х мне пришлось вернуться к реальности. Последовал ряд целительных кошмаров – поочерёдно приснилось нашествие инопланетян, теракт и групповое изнасилование какой-то честной женщины, которой в самом деле не нравилось, – и от каждого я просыпалась всё здоровей. Видимо, холодный пот позитивен, и к трём я смогла встать. Надо заметить, до самого отъезда в Москву меня всё лечили и лечили – каждую ночь снилось что-то новенькое, вроде конца света, змей и особо тяжких саспенсов.
Про сам спектакль я можно не буду? Шесть часов на приморской улице под моросящим дождём не способствуют. Но зато я словила вайфай и забилась в кафе, откуда высунула нос только на собственно представление. По окончании ввалилась обратно и с чистой совестью позволила себе то, о чём мечтала весь вечер, – ай нид метакса файф старз немедленно. Это самая сложная фраза, которую пришлось произнести, а дальше уже достаточно было говорить: репит, репит, репит. И всё стало нормально.
А дальше потянулись медленные больные дни: я всё равно куда-то ходила и ездила, просто время от времени загибалась от кашля и слабости, потом ничего – снова шла и ехала.
В январе написала в Живом Журнале:
«Какая-то девочка указала на наш двор лиловой лопаткой и сказала бабушке:
– А весной здесь будут одуванчики и море.
И я тут же обрела просветление».
Встретите девочку с маленькой лопатой – приложитесь к поле её клетчатого пальто, она пророк, – всё сбылось, если считать, что «здесь» это там, где я. Потому что этой весной я видела море и совершенно рязанские травы по берегам – лиловый татарник, маки, мелкие розовые часики, веронику, кашку и, само собой, одуванчики. Вся Южная Греция помешалась на жёлтых цветочках – от зверобоя, куриной слепоты, пижмы и львиного зева до акаций, мимоз и ещё какой-то ярко цветущей дикости на кустах и деревьях.
30 
