очень нудно 
30 
— Убил! — восклицание второго Килдоннона из двух старших прозвучало как обвинение.
— Это была честная дуэль! — яростно возразил тому герцог. — С секундантами, которые следили за тем, чтобы все шло по правилам.
— И он даже не ранил вас? — вступил в диалог старший сын Алистера Килдоннона, Рори.
Губы герцога изогнулись в подобии усмешки:
— Нил Килдоннон? Да он никогда не был хорошим стрелком.
— Но убить его! — в словах Алистера Килдоннона также звучало обвинение.
— К вашему сведению, — спокойно заметил герцог тестю, — умирал он большую часть дня. За ним ухаживали лучшие врачи, и было сделано все, чтобы спасти ему жизнь…
— Однако он умер, — упрямо промолвил Килдоннон-вождь. — А что же Маргарет?
— Узнав о его смерти, твоя дочь ударила себя в сердце своим кинжалом.
— Вы должны были помешать этому! — вскочил на ноги Рори Килдоннон.
Герцог смерил его измученным взглядом и, поколебавшись, удостоил ответом:
— Мог ли я это предвидеть? Я распорядился, чтобы мою жену отнесли в монастырь и поручили заботам монахинь. Но, поскольку рана была очень болезненной, доктор прописал ей настойку опия. Монахиня, ухаживавшая за Маргарет, дала ей предписанную дозу, а бутылку поставила тут же, полагая повторить дозу, если потребуется…
Отвернувшись от Рори, герцог продолжал говорить лишь для отца мертвой дочери, своей непутевой жены:
— Каким-то сверхчеловеческим усилием, иначе я это не назову, Маргарет поднялась с постели и выпила весь оставшийся опий.
Алистер Килдоннон прикрыл ладонью глаза — с его стороны это было первым проявлением слабости за весь разговор.
— Она тут же впала в кому, — хрипло почти прошептал герцог, — а в скором времени… умерла.
— Что устроило вас как нельзя лучше! — по-петушиному наскочил на него Рори. — Сразу избавились от обоих — и от Нила, и от моей бедной сестры! За что ей такая участь?
И он сделал угрожающий выпад в сторону герцога.
— Сядь! — резко бросил ему Аркрейг. — Это еще не все, что я хотел вам сказать.
Было видно, что Рори не намерен подчиняться, но его отец, отняв от лица руку, сказал:
— Сядь. Маргарет мертва, и тут уж ничего не поделаешь.
— И Нил мертв! — бросил Рори, однако отцу подчинился.
Герцог окинул всех шестерых холодным враждебным взглядом:
— Видите ли… У вас теперь простой выбор. Вы можете сохранить в тайне истинную историю о гибели моей жены Маргарет, урожденной Килдоннон, или можете сделать событие это всеобщим достоянием. В последнем случае наши кланы вновь окажутся на тропе войны и будут биться друг с другом по всякому значительному и незначительному поводу.
Выражение лиц младших Килдоннонов яснее ясного говорило, что для них стало бы величайшим удовольствием объявить войну этому паршивому выскочке-герцогу, этому напыщенному Аркейгу, который тут умничает и отчитывает их, как нашкодивших неразумных мальчишек.
Но тут заговорил вождь клана, Алистер Килдоннон, за которым, собственно, и было последнее слово:
— Все, что ты сообщил нам, Аркрейг, останется тайной. У меня нет желания порочить память и имя своей дочери. И я не намерен поощрять ту застарелую вражду, которая принесла нам одни только несчастья.
— Что ж, это мудрое решение, — удовлетворенно ответил герцог. — Но ввиду того, как со мной поступили — ввиду унижения, которому я подвергся, — я намерен выставить вам одно безоговорочное условие!
Шестеро родичей смотрели на него с тревожным ожиданием, тем более что произнес он это совсем иным голосом — как бы бросая им вызов.
— И что же это за условие? — спросил Килдоннон-вождь.
— Тоже простое, — ответил герцог. — Вначале я принял жену по твоему выбору. Теперь вы все примете ту, которую избрал я.
— Жену?! — Алистер Килдоннон привстал со стула и быстро сел, так что создалось впечатление, что он подпрыгнул, услышав то, что говорит ему герцог.
Вместо ответа тот взял со стола серебряный колокольчик, коротко позвонил, и дверь в конце комнаты распахнулась.
* * *
Дорога, поднимавшаяся вверх по склону холма, петляла между вересковыми пустошами, густо-лиловыми в пору цветения.
Время от времени лошади вспугивали стайку куропаток — вспорхнув, птицы устремлялись в сторону от дороги. Весь этот день Тара провела у окна кареты, покоренная красотой мест, где они проезжали.
30 
