21 
— Лет десять тому назад, — начала она, — очень хорошенькая, очень молоденькая и очень глупенькая девушка приехала в Лондон «искать счастья», которое, по ее понятиям, заключалось в богатом муже. Ее родители были бедны, но настолько респектабельны, что в графстве, где они жили, их причисляли к лучшим семьям.
Ее отец был полковник в отставке, а мать изощрялась изо всех сил, чтобы на гроши поддерживать свою репутацию всеобщей благодетельницы в деревне, бывшей на протяжении столетий собственностью семьи.
Так или иначе, девушка имела доступ в очень хорошее общество. Она поступила на работу в магазин и прекрасно проводила время во всякого рода развлечениях.
Полгода спустя она совсем уже собиралась обручиться с очень подходящим, на ее взгляд, молодым человеком, служившим в министерстве иностранных дел.
Он был небогат, но имел некие перспективы. И безумно влюбился в девушку. Ей он тоже очень нравился.
И тут на сцене появился лорд Рэнтаун, привлекательный, светский, швыряющий деньгами направо и налево. Он не только начал настойчиво ухаживать за этой деревенской простушкой, но и буквально засыпать ее подарками.
Он не предлагал ей ни денег, ни туалетов — она была слишком хорошо воспитана, чтобы принимать их, — но задаривал ее книгами, цветами, духами, конфетами и прочими пустяками, которые условности позволяют девушке брать от поклонника. Она знала, конечно, что он женат…
— Женат? — воскликнула я. — Питер женат?
— Разумеется. Разве он тебе не говорил?
— Я понятия не имела.
— Да, он женат. Его жена живет в Шотландии и в Лондоне бывает редко.
— Я ничего не знала, — с трудом проговорила я.
— Ну так вот, той, другой девушке это было известно, — продолжала Клеона. — Она знала, что, бывая с ним повсюду и позволяя ему ухаживать за собой, она играет с огнем.
Кончилось тем, что она влюбилась в него. Это не была спокойная, нежная, невинная привязанность, какую она испытывала к молодому человеку из министерства иностранных дел. Ловкий, умелый обольститель возбудил в ней страсть, горячую, неистовую, безрассудную. Вот она и повела себя как последняя идиотка.
Питер, разумеется, был в восторге. Он только этого и добивался. Он предложил ей уехать с ним в Париж и провести весну на Ривьере, дожидаясь развода.
И эта несчастная дурочка согласилась. Она написала своему молодому человеку, написала родным и… сожгла все корабли. Она отправилась в Париж в блаженной уверенности, что через несколько недель станет графиней Рэнтаун.
Само по себе это высокое положение не имело для нее никакого значения, но она была так безумно, так сентиментально влюблена, что вышла бы за Питера, будь его фамилия хоть Смит или Робинсон. Ей был нужен только он и его любовь.
Через месяц она узнала правду…
Клеона замолчала. Сигарета у нее погасла.
— Надо признать, что это был очень счастливый месяц… — раздумчиво сказала она и снова умолкла.
— И что же? — спросила я.
— Жена Питера никогда с ним не разведется, что бы он ни сделал. Она правоверная католичка очень строгих правил.
— И Питер знал об этом, когда уезжал с тобой… с той девушкой?
— Конечно, знал. Он даже не потрудился написать жене, как обещал. Ситуация была ему знакома, он проделывал такие штучки уже не раз. Я оказалась отнюдь не первая.
Клеона перестала притворяться, что рассказывает чью-то чужую историю.
Когда она закончила, уголки ее рта печально опустились, а в глазах таилась такая тоска, что я в порыве невольного чувства встала на колени рядом с ее креслом.
— Клеона, — спросила я, — ты все еще любишь его?
Несколько секунд она смотрела на меня невидящими глазами, а потом резко поднялась и с ожесточением раздавила в пепельнице окурок.
— Нет, — сказала она. — Теперь уже нет. Я по-прежнему жажду любви, которая жила во мне когда-то, но теперь я испытываю к нему лишь ненависть. Да и какой смысл? Он бросил меня через полгода, а точнее, через четыре месяца. Из них последние два он томился скукой и пытался сбежать.
— Бедняжка! Что же случилось потом?
— Я вернулась. Мои родные не пожелали меня больше знать, а большинство друзей были слишком шокированы, чтобы поддерживать со мной отношения. Если бы Питер женился на мне, они бы раболепствовали передо мной, но, поскольку этого не произошло, у них появился прекрасный повод обойтись со мной как с последней распутницей, как с зачумленной, тогда как его они приняли с распростертыми объятиями.
21 
