88 
Ступив в покои, где обитал больше десятка лет, Кун горько вздохнул. Все здесь казалось знакомым, привычным, своим. Тут он видел сны, выбирал книги, слушал хор сверчков за окном. В этих стенах познал, что хотя люди смертны, их поэзия пребудет в веках. Воспоминания детства, его запахи и звуки принадлежали этому месту.
Впервые очутившись во дворце, Кун безжалостно ломал себя, не позволяя ни одного самовольно вырвавшегося слова, ни необдуманного жеста, но именно теперь, когда привычка считать себя сыном Юйтана Янчу стала такой же естественной, как привычка дышать, судьба безжалостно указала ему на дверь.
Словно яркий луч на миг осветил всю прожитую им жизнь. Молодой человек воскрешал в памяти строгий облик отца, обучавшего сына ездить верхом на коне или владеть мечом, добродушие и терпение в улыбке Юйтана, когда он видел, как неловкие пальцы маленького Киана пытаются удержать палочки или вывести несложный иероглиф.
Какая же тьма должна была захлестнуть разум князя, когда он узнал, что все это время он не мог надышаться на пустоту!
Кун был уверен в том, что, как бы сильно Юйтан его ни любил, ой не останется безразличным к наветам и козням.
Молодой человек знал, что если приказ уже отдан, его немедленно схватят. Он наверняка успел бы лишить себя жизни, но как быть с Аном и Мэй? Закрыв глаза, малодушно уйти во тьму, дабы не видеть, как жадные руки воинов разрывают платье на теле любимой женщины, поднимают на острие меча нежное тельце сына? Зарезать их самому?! Кун угодил в замкнутый круг, в лабиринт, из которого не было выхода.
К счастью, их никто не задерживал и не преследовал. Кун беспрепятственно следовал по галереям и переходам, и с каждым шагом его силы прибывали, а страх смерти отступал.
Он пересек маленький захламленный дворик в дальнем конце сада и открыл потайную дверь, которую Юйтан показал ему много лет назад.
У ног зияло большое темное отверстие, вниз вели осыпавшиеся ступени.
Мэй вздрогнула: ей почудилось, будто она стоит на краю могилы, а Кун невольно оглянулся назад. Все эти годы он нес ответственность за жизни приятелей детских лет и их семьи, а теперь был вынужден трусливо бежать, бросив их на произвол судьбы.
Внизу было душно, и пахло сыростью. Перед глазами покачивалась мутная пелена застоявшегося воздуха. Мэй чудилось, что она вот-вот увидит белые истлевшие кости или оскал черепа, и она думала о том, что вот также внезапно люди попадают из яркого мира жизни в мрачные чертоги смерти.
Есть ли у мертвых чувства? Помнят ли они что-нибудь? Каково это, разлучиться со всеми, кого любишь, и в полном одиночестве войти туда, откуда не возвращаются? Мэй содрогнулась: об этом знала Сугар. А вскоре, возможно, узнает и она сама.
Когда они выбрались на поверхность, в глаза ударил яркий свет. Стены дворца остались позади. Величественный, неприступный и гордый, он купался в небесной синеве и золотился на солнце, словно диковинный архипелаг.
— К сожалению, нам не удастся забрать Юна. К счастью, никому во дворце неизвестно, что у меня есть брат. Если только Тао не выдала и его.
— А что будет с ней? — прошептала Мэй.
— Боюсь, ей никто не поможет. Они не выпустят ее живой. Кун не стал говорить Мэй о пыточной, о предметах, расставленных по углам и развешанных по стенам этой комнаты. О жаровне, о запахе железа и горелого мяса. Об усталых, надорванных, безумных стонах.
Он бывал там не раз, поскольку отец считал, что зрелище пыток способно закалить сердце воина, но Кун чувствовал, как впившийся в нутро, словно клещ, ужас не укрепляет, а высасывает его душу.
Представив, как острое лезвие, хищно вспыхивая в пламени жаровни, скользит по тонкой женской коже, Кун содрогнулся и подумал о том, о чем недавно думала Мэй: под землей, на которой веселятся живые, сокрыты полчища мертвецов. Возможно, отзвуки это праздника долетают до них, как биение огромного пульса, и они скрежещут зубами в бессильном стремлении выбраться наружу и отомстить за свои муки!
Тем временем Юйтан вошел в комнату матери и, тяжело дыша, опустился на стул.
— Эти собаки во всем сознались. К сожалению, они не помнят названия деревни. Они даже не видели родителей мальчишки. Он служил в какой-то чайной. Если б не эта проклятая метка, они никогда не обратили бы на него внимания. Подумать только, тело моего настоящего сына давно сгнило в земле, а его душа все это время плакала, не в силах обрести покой!
88 
