44 
— Ваша свадьба состоится там?
— Он так хочет, и я счастлива предоставить ему все решать. Все, чего я хочу, это только чтобы он был доволен. — Леди Ротли удовлетворенно вздохнула. — Он такой властный, так твердо знает, чего хочет, и всегда этого добивается. Вот что я так люблю в нем.
Она села за туалетный столик.
— Он говорит, что полюбил меня с первого взгляда и что он всю жизнь искал такую красавицу.
— Звучит прекрасно! — сказала Темпера.
— Прекрасно! — согласилась леди Ротли. — Как удачно, что мы приехали сюда, и как было бы ужасно, если бы я приняла предложение герцога до того, как встретила Винченцо.
Темпера ничего не ответила, и леди Ротли продолжала:
— Не думай, дорогая, что я забуду о тебе, потому что выхожу замуж. Ты вернешься в Англию, а потом я пошлю за тобой, чтобы ты встретилась с Винченцо как дочь своего отца.
— Я бы не хотела быть для тебя обузой, матушка, — смиренно сказала Темпера.
— Да это и невозможно, — улыбнулась леди Ротли. — Уверена, Винченцо влюбился в меня еще и потому, что ты сделала меня такой красивой. — Она снова глубоко вздохнула. — Слава богу, что мы потратились на туалеты от Люсиль. А то он бы меня и не заметил.
— Он смотрел на твое лицо, а не на твои туалеты.
— Это в романах так пишут, — возразила леди Ротли. — Но мы-то с тобой отлично знаем, что туалеты очень важны. Если бы я появилась в казино в каком-нибудь старье, я не произвела бы там сенсацию и не заставила бы Винченцо ревновать из-за того, что столько людей обращали на меня внимание.
— Папа был очень расположен к графу, — тихо сказала Темпера. — Я думаю, матушка, он был бы рад твоему счастью.
— А может быть, он и правда знает об этом, — отвечала леди Ротли. — Я рада, что Винченцо был другом моего дорогого Фрэнсиса. Мне повезло, что в жизни мне встретилось двое таких замечательных людей.
Нагнувшись, Темпера поцеловала мачеху в щеку. Потом помогла ей раздеться и лечь в постель.
— Разбуди меня завтра пораньше, — попросила леди Ротли, когда Темпера потушила свет. — Я не хочу упустить ни минуты из тех, что я могла бы провести с Винченцо.
Темпера вернулась к себе в комнату.
Наконец-то она могла быть спокойна за будущее мачехи. Ведь сейчас она казалась счастливее, чем когда-либо ее Темпера видела.
Но что касается ее самой, счастливого конца ожидать не приходилось. Никакого просвета в конце темного туннеля заметно не было.
Она подумала, что, если бы не лорд Юстас, у нее не было бы чувства вины из-за того интереса, какой проявлял к ней герцог — или он интересовался только ее картинами?
Теперь у нее не было бы причин убегать от него или опасаться, что его внимание к ней может повредить мачехе.
Она могла бы говорить с ним так же естественно, как он говорил с ней, но теперь все кончено! Он никогда уже не захочет видеть ее снова, и чем раньше она покинет замок, тем лучше.
Темпера понимала, что завтра ей придется очень тщательно все рассчитать, чтобы граф не увидел ее до того, как они с мачехой уедут в Италию. И еще необходимо придумать предлог, почему мачеха не возьмет туда свою горничную.
Быть может, если она уложит вещи мачехи заранее, ей удастся ускользнуть в Лондон вечерним поездом.
Все ее существо протестовало при мысли о расставании с герцогом, о возвращении в опустевший дом на Керзон-стрит, где у нее останется только старушка Агнес.
А когда мачеха пришлет за ней, какой смысл ехать в Италию, заводить новые знакомства или пытаться найти какой-то новый интерес в жизни, если часть ее — самая важная часть — навсегда останется с герцогом в южной Франции?
Темпера была абсолютно уверена, что ей никогда не встретить никого, столь духовно близкого ей, как герцог.
Она знала, что никогда ей не встретить другого человека, который был бы так привлекателен для нее физически, от одного только голоса которого у нее замирает сердце.
— Облик, в котором я предстану миру в будущем, будет только подделкой, — сказала она себе. — На самом деле я буду мертва, и никому меня не воскресить.
Она оставила дверь своей комнаты слегка приоткрытой, и теперь могла слышать голоса тех, кто поднимался по лестнице.
Она поняла, что сэр Уильям и леди Барнард вернулись, и герцог рассказывает им о происшествии с леди Холкомб.
— Какая жалость! — говорила леди Барнард своим нежным голоском. — Какое ужасное происшествие! Бедняжка Дотти! Я бы зашла к ней выразить сочувствие, но я полагаю, она спит.
44 
