28 
И тогда Фрэнсис увидела всю ситуацию совершенно в новом свете. И не нашлась, что ответить. Эндрю сказал:
— Он приходит сюда из-за нас, Филлида. Мы — его сыновья, если помните. Колин и я… или вы забыли об этом?
Похоже, что так оно и было. И внезапно, постояв несколько мгновений молча, Филлида опустила свой вытянутый обвиняющий палец. Она поморгала, будто просыпаясь, потом развернулась и выскочила за дверь.
Фрэнсис казалось, что она сейчас вся рассыплется. Ее трясло с такой силой, что стоять она могла, только опираясь всем телом о стену. Эндрю тоже привалился рядом, жалко улыбаясь. Фрэнсис думала: «Но он ведь еще слишком юн, чтобы участвовать в таких сценах». Она добрела до кухонной двери, постояла, отдыхая, вошла в кухню. За столом сидели Колин и Софи, завтракали тостами.
Колин, увидела она, был неодобрительно настроен по отношению к матери. Софи опять плакала.
— Ну и чего ты ожидала? — с холодной яростью спросил Колин.
— О чем ты? — задала бессмысленный вопрос Фрэнсис — она просто тянула время.
Упав на стул, она опустила голову на сложенные на столе руки. Конечно, она знала, о чем он. Это было все то же давнее и излюбленное обвинение Колина: дескать, родители его все испортили, Фрэнсис не смогла стать обыкновенной, среднестатистической, удобной матерью, как у всех остальных подростков, и вместо дома у них был богемный привал (который порой вызывал у Колина яростное неприятие, хотя он признавал, что в целом ему такой порядок нравится).
— Филлида чувствует себя вправе прийти сюда, — сказал Колин, — она просто заявляется с утра пораньше и устраивает сцену, и теперь нам еще нужно успокаивать Тилли.
— Тилли хочет, чтобы ее звали Сильвией, — заметил Эндрю, который тоже вошел и сел за стол.
— Мне все равно, как ее зовут, — буркнул Колин. — С какой стати она вообще торчит здесь?
И вот на глазах у него уже показались слезы, и он стал похож на маленькую взъерошенную сову — в этих очках с черной оправой. Если Эндрю был длинный и угловатый, то Колин — весь сплошные округлости, и самым круглым в нем было его открытое, мягкое лицо, которое в настоящий момент надулось от плача. Теперь Фрэнсис поняла, что прошлой ночью эти двое, Колин и Софи, скорее всего лежали в объятиях друг друга и рыдали: она — из-за своего умершего отца, а он — из-за своего… ну, из-за всех своих горестей.
Эндрю, который, подобно Фрэнсис, все еще не мог прийти в себя и дрожал, спросил у брата:
— Зачем выплескивать все на маму? Это же не ее вина.
Если срочно что-нибудь не предпринять, то братья начнут ссориться. Они часто ссорились и всегда из-за того, что Эндрю вставал на сторону матери, а Колин обвинял ее.
Фрэнсис сказала:
— Софи, пожалуйста, налей мне чашку чая. И я уверена, что Эндрю тоже не отказался бы.
— О да, это было бы отлично, — согласился Эндрю.
Софи подскочила, довольная тем, что к ней обратились с просьбой. Колин, оставшийся без моральной поддержки, ибо девушки рядом не было, растерянно мигал, весь такой несчастный, что Фрэнсис захотелось прижать его к себе… только он не потерпел бы ничего подобного. Эндрю сказал:
— Я съезжу навестить Филлиду попозже, когда она успокоится. В принципе с ней можно общаться, если она не на взводе. — И вдруг подскочил: — Господи, я совсем забыл про Тилли, то есть — Сильвию. Она ведь все слышала. Она не выносит, когда ее мать заводится.
— И ее можно понять, — согласилась Фрэнсис. — Я тоже до сих не могу прийти в себя.
Эндрю выбежал из кухни и больше уже не вернулся. В комнате у Сильвии он застал Юлию, которая спустилась посидеть с ней. Девочка спряталась под горой одежды и выла:
— Не пускайте ее сюда, не пускайте.
Юлия снова и снова повторяла:
— Ш-ш-ш, тихо, тихо, она уже ушла.
Фрэнсис пила чай молча, ожидая, когда пройдет нервный озноб. Если бы где-нибудь в книге она прочитала, что истерия заразна, то в жизни бы не поверила. Она думала: «И бедная Тилли годами жила в такой обстановке! Не удивительно, девочка в ужасном состоянии».
Софи села рядом с Колином, и они обнялись, словно две сиротки. Вскоре оба отправились на вокзал, чтобы вернуться в Сент-Джозеф, и, уходя, Колин смущенно глянул на мать с извиняющейся улыбкой. А Софи обняла Фрэнсис:
— О Фрэнсис, не знаю, что бы я делала, если бы не могла иногда приезжать к вам в дом!
Наконец Фрэнсис могла взяться за статью.
28 
