24 
— Ну-ну, — сказал он. — Мы ведь не хотим добавить к остальным обвинениям нападение на офицера полиции, не так ли?
— Каким остальным обвинениям? — в ужасе воскликнула Дорина.
— Давайте не будем. Вы знаете каким. Наверняка вы уже устраивали такое дюжину раз, сразу видно, что вы только притворяетесь невинной овечкой. Думаю, когда придем в участок, окажется, что у вас длинный послужной список.
К этому времени ее уже вывели на улицу, где стоял полицейский фургон.
— Полезайте, — сказал полицейский, открывая с тыльной стороны дверь с зарешеченным окном и опуская ступеньки.
Невзирая на сопротивление, Дорину втолкнули в фургон. Дверь захлопнулась, и не успела девушка опомниться, как фургон поехал. Дорина бросилась к двери, но та была заперта. Ей оставалось лишь прильнуть к решетке и впиться взглядом в удалявшуюся улицу.
— Не переживай, милая, — раздался голос у нее за спиной. — Ты привыкнешь к этому, как привыкли все мы.
Дорина в ужасе повернулась и увидела то, чего не успела заметить раньше.
С ней было еще пять женщин, и некоторые из них, как сказала та, что к ней обращалась, выглядели, будто действительно проходили через это множество раз.
Она была пленницей на пути в полицейский участок, где ей предъявят Бог знает сколько обвинений в немыслимых преступлениях.
И помочь ей некому.
* * *
Когда в голове прояснилось, граф обнаружил, что сидит на полу, прислонившись к колонне. Он осторожно притронулся к челюсти.
— Что случилось? — пробормотал он.
— Вы легко отделались, — произнес мужской голос над ним. — Может, она и выглядит как ангел, но удар у нее, как у профессионального боксера.
Память стала возвращаться к графу, и он застонал. Кто-то протянул руку, чтобы помочь ему сесть на стул.
— Теперь вспомнил, — сказал он. — Бедная девушка.
— Бедная девушка! — отозвался еще один мужской голос. — Она послала вас в нокаут.
— Ничего подобного, — возразил граф, испытывая острую боль. — Она застала меня врасплох. Я потерял равновесие и ударился головой о колонну.
— В полицейском протоколе запишут не так, — заметил кто-то, и вокруг захохотали.
— О каком полицейском протоколе вы говорите? — в тревоге спросил граф.
— Закон накажет ее. Тут всегда ходит полицейский, следит, чтобы девочки хорошо себя вели, и арестовывает тех, кто ведет себя плохо. Он увидел, что произошло, и забрал ее.
— О нет! — простонал граф, закрывая лицо ладонями. — Прошу, скажите, что вы этого не говорили.
— Не волнуйся, старина. Полиция не заставит тебя являться в суд. Они не любят так делать, потому что человека это может смутить, если он вдруг окажется женатым или что-то в этом роде. Кроме того, офицер видел, как она напала на тебя, так что им не понадобятся твои показания. Можешь позволить себе забыть о ней.
Граф снова застонал.
— Где она? — потребовал он ответа. — Куда они ее забрали?
— Не ходи за ней. Брось. Будет лучше, если ты никогда не увидишь ее снова.
— Где она будет? — закричал граф.
— Их забирают в полицейский участок на Хеймаркет, сразу за углом, — ответили ему. — Но мой тебе совет: предоставь девочку ее участи.
До глубины души потрясенный этой катастрофой, граф заставил себя подняться и выйти из «Альгамбры». Голова все еще кружилась от удара о колонну, челюсть болела.
Он осторожно потрогал ее.
«Кто бы мог подумать, что она такое сделает? — размышлял лорд Кеннингтон. — Но вина целиком лежит на мне. Что я скажу ей после всего этого?»
Скоро показался полицейский участок. Как только граф появился на пороге, дежурный сержант вытянулся по стойке смирно, приведенный в благоговейный трепет элегантным вечерним нарядом его сиятельства. Он понял, что имеет дело со «знатью».
Граф, как мог, преодолел неловкость и поведал сержанту трогательную и кое в чем даже правдивую историю о том, как повел знакомую леди в «Альгамбру», потерял ее в толпе, а потом стал жертвой ее гнева.
— Она не… из тех женщин, что вы думаете, — сказал он. — Моя вина, что я привел благовоспитанную леди в такое место.
— Не знаю, как насчет благовоспитанной леди, — возразил дежурный. — Насколько я слышал, у нее шикарный правый хук.
Граф заскрежетал зубами.
— Я поскользнулся, — не разжимая губ, сказал он. — И ударился головой. Кроме того, едва ли можно обвинять бедняжку в том, что она рассердилась на меня.
24 
