очень нудно 
257 
Алина рванулась к нему, но почувствовала вдруг, что ее держат за локоть, и вздрогнула, увидев рядом Ариса.
– Пусти!
– Лекарей! – опомнившись, крикнул кто-то. – Лекарей сюда!
– Жить буду, – сказал Леон в ответ на взгляд Горыныча, и, едва приподняв голову, постарался улыбнуться: – Правда. Делай, что надо.
– Его вылечат, – голос Ариса был глухим и хриплым, а пальцы все так же сжимали Алинкин локоть. – Посмотри ее. Не сильно ли я ударил.
– Но… – Алина не могла отвести взгляда от любимого, распластанного на утоптанной земле.
– Нам ехать, – напомнил Арис и забрал из рук девушки злосчастный обруч.
Сил на то, чтобы убрать последствия удара доской по голове, ушло немало. Арис отошел к Леону, проследил, чтобы подоспевший лекарь из солончаковских занялся ранами друга, а потом вернулся к повозке и стоял рядом. Алина осторожно поглаживала ладошкой затылок подруги, а в ушах все еще звучало это Горынычево «Трогай!» – в то время как Женька в повозке корчилась от нестерпимой боли… По голове ударил так, что и убить недолго. И можно было сколько угодно говорить себе, что, видимо, не было другого способа остановить этих чудищ, едва не растерзавших Леона, но… присутствие Ариса было неприятно, и с этим девушка ничего не могла поделать.
Наконец она осторожно убрала ладони и слезла с повозки.
– Ну как? – тихо спросил Арис.
– Я сделала все, что надо.
Леоном занимался другой лекарь, поэтому Алина не побежала к нему, а задержалась возле подруги, которую вот-вот увезут неизвестно куда. Девушка подняла голову и впилась взглядом в лицо стоящего рядом человека.
– С ней ничего не случится?
Что-то мелькнуло в глазах Ариса, но ответил он ровно:
– Не должно.
– Неужели нельзя было подождать? Хоть немного? Ведь пока ты не надел на нее обруч, это была Женя, наша Женя! Может, ты ее так довез бы, без…
– Думаешь, я по своей воле? – Горыныч оглянулся на стрелков, запрыгнувших в седла и готовых выезжать, на хмурого Фому, выпустившего сегодня не одну стрелу – все они попали в ящерицу, закрывшую Женьку черным боком. И недобро усмехнулся: – Не надо было мешать.
Леону помогли подняться – он спрятал в ножны свой зачарованный меч и обнял дрожащую, как от холода, Алинку. Рука еще ныла, но молодой лекарь сказал, что до вечера пройдет. Да и разве стоило обращать внимание на такие пустяки, как назойливая, но несильная боль в только что сращенных костях?
Арис запрыгнул на повозку, окруженную всадниками, снова надел на голову лежащей без сознания Жени тот самый обруч, данный Всемилом, и, обернувшись, махнул рукой на прощание. Возница стегнул лошадей:
– Но!
Рассеянный свет солнца пробивался сквозь серые тучи, слепя глаза, мешая смотреть. Но Леон, щурясь из-под ладони, долго еще видел фигуру сидящего в подпрыгивающей повозке человека – ссутулившегося и безнадежно усталого.
* * *
Время перевалило за полдень. Солнце несколько раз выглянуло и снова спряталось за низкими тучами. Ни ветра, ни дождика – только паркая духота. Колдунья пришла в себя спустя час-полтора. Заметалась по повозке, закричала… Колдун, называвшийся Арисом, схватил ее крепко, чтобы не билась о бортик, и закрыл ладонью рот. Видно, и самому не было силы слушать эти нечеловеческие крики. Сперва колдунья рычала и вырывалась, пыталась укусить Ариса за руку, а потом, обессилев от боли, притихла.
Фома был далек от того, чтобы сочувствовать незнакомой колдунье. Прекрасно знал: тот, кто связался с тварями Пустоши, перестает быть человеком. И самое лучшее, что можно для него сделать в таком случае – убить. Но если уж сам Огненный Змей оставил этой колдунье жизнь, не им, простым людям, спорить с решением древнего существа. Единственное, на чем настаивал Фома – безопасность для поселка, а потому колдунью следовало поскорее увезти из Хмельков. А там… если Арис действительно знает, что делать – хорошо, если нет – значит, и незачем больше колдунье жить. И Огненный Змей уже не скажет, что пренебрегли его волей.
Они торопились – Арис хотел насколько возможно сократить время в пути. Вереш решили объехать стороной, чтобы не петлять по городским улочкам да не сбавлять скорость, пропуская нерасторопных прохожих. Возница нахлестывал лошадей, не жалея, и Фома уже думал, что так они доберутся до места скорее, чем полагали, когда случилось неожиданное: у нестарой еще телеги треснула ось.
257 
