293 
* * *
Карантин продлился четыре недели и три дня. За это время мне больше не удалось поговорить с Арисом, ни тем более встретиться, и я перебирала воспоминания о нашем коротком телефонном разговоре со смесью радости и страха. Когда родители забирали меня домой – нам предстояло еще три часа провести в автомобиле – я встретила Кожухова в вестибюле больницы.
– Арис все-таки здесь, – теперь я в этом не сомневалась.
Андрей Петрович лишь улыбнулся.
– Я даю вам честное слово, что, когда мы его… выпишем, вам сообщат.
Спорить было бесполезно. По дороге к воротам я сказала родителям, что догоню, и, оставив их растерянно стоять на аллее, побежала обратно к зданию.
Окна закрытых боксов, забранные решетками, все выходили на одну сторону. В их зеркальной поверхности отражалось небо – а я так надеялась, что смогу увидеть хотя бы силуэт!.. Ну да ладно.
Сложила рупором ладони:
– Арис!
На мой крик в соседних окнах показались лица любопытных.
– Арис! – поднялась на цыпочки, помахала рукой, надеясь, что он увидит. – Арис, я тебя жду!
Знакомая комната с голубыми обоями и книжными полками во всю стену встретила меня чистотой и уютом. Привычные вещи, компьютер, тетради, ящик с косметикой, симпатичные статуэтки – кем-то по какому-то поводу подаренные, стакан с карандашами и фломастерами, мягкие домашние тапки… Ко всему приходилось привыкать заново.
Родители Алины больше не приходили к нам на чай. Зато несколько раз заходил Семен – его таки оправдали, и теперь он оформлял опекунство над своей восьмилетней племянницей, вернувшейся вместе с нами.
Почти каждый день звонила Карина. Встречаться часто мы не могли, потому что жили в разных городах, но девушка обещала приехать в гости, как только заново освоится в привычной жизни. Мать возражала против их отношений с Володей, но отец неожиданно встал на сторону дочери, заявив, что рассудительный и надежный Вова – очень даже хорошая партия для беспечной и еще не вполне повзрослевшей Каринки.
Разговаривая с сестрой Ариса, я постоянно вспоминала Алину. Наши с ней фотографии встречались мне повсюду – и в лежащем под крышкой стола альбоме, и за стеклом книжных полок. Хотелось позвонить подруге, узнать, как у нее дела, поговорить, я даже несколько раз набрала номер, хотя и знала, что не дозвонюсь.
Ведь в том мире больше не должно быть аномалий…
Выбор Алины я понимала, как никто – было бы страшно жить, искать свою вторую половину в этом мире, каждого нового знакомого сравнивая с Леоном, и понимая со всей ясностью и обреченностью, что такого, как он, не встретишь никогда.
И все же я часто думала, уж не совершила ли Алина ошибку, оставшись в мире, что еще недавно был на грани гибели. Эта мысль не давала покоя, и поэтому я почти не удивилась, когда увидела во сне широкую долину – далеко внизу, с высоты полета. Вереш – пожарище, где между остовами зданий копошились мелкие человеческие фигурки: суетились, работали, носили доски и бревна, белили каменные стены городской управы, восстанавливали обвалившиеся купола церкви. На север от Вереша зеленели свежей зеленью холмы, на востоке поднимались синими силуэтами горы, на западе блестела река, за нею – необъятные луга и дороги, по которым тянулись обозы возвращавшихся домой крестьян. А на юге, за узенькой речушкой с наново наведенным мостом, за рощицей и болотом – верхушки Заповедного леса, темно-зеленые в пятнах солнечного золота приближающейся осени… Тот, чьими глазами я смотрела, снизился, полетел ближе к земле, и я увидела множество людей на нешироком лугу между городом и лесом. Стол с разнообразной снедью, радостные лица, среди которых много знакомых – вот Вахтыр поучает молодых воинов, Андрей с Настасьей сидят в обнимку, Алексей Леопольдович и Фома перебирают разложенные на столе бумаги, в которых нетрудно угадать чертежи и рисунки зданий. А в стороне ото всех, на берегу реки – двое. Мужчина что-то говорит, девушка слушает, слегка наклонив голову, ее светлые волосы заплетены в косу, ветер легонько колышет вытрепавшиеся прядки. Эти двое крепко держатся за руки и одновременно поднимают лица к небу. Чешуя Огненного Змея отражается в глазах Леона, Алина улыбается мне и машет рукой. Говорит что-то, и мне кажется, будто я слышу ее голос:
– Женечке передай…
Рыжие искры летят перед глазами, я просыпаюсь с улыбкой.
– Доброй дороги, колдунья, – отзывается в памяти прощальное пожелание Огненного.
293 
