86 
Меттерних долго сидел, наслаждаясь нежностью, которую излучала Юлия, нежностью, которая уносила прочь все его мысли и заботы, затруднения и проблемы. Спустя полчаса, погрузившись в чудесное состояние полного покоя, князь наклонился, чтобы поцеловать Юлию и пожелать ей доброй ночи.
На мгновение его губы прижались к ее мягким горячим губам.
— Спокойной ночи, мой дорогой, — прошептала она.
Секунду князь раздумывал, не раздуть ли пламя страсти из только что зароненной Юлией искры, но понял, что слишком устал и ему действительно необходимо выспаться.
— Доброй ночи, моя несравненная, моя обожаемая и любимая.
Он наклонился и поцеловал грудь Юлии, гордо поднимавшуюся под туго обтягивавшим ее мягким кружевом ночной сорочки. Вздохнув напоследок, князь встал, не оглядываясь, вышел из спальни и прикрыл за собой дверь.
В своей спальне он лег в постель и сразу начал погружаться в сон, словно в волны теплого моря. Все мысли были отброшены, дыхание стало глубоким и ровным, и Меттерних уснул, чтобы проснуться только завтра поздно утром.
Глава тринадцатая
— Ричард Мелтон! Мне кажется, я слышал это имя…
— Это не слишком удивительно. Я ожидал аудиенции вашего сиятельства целых шесть дней.
Князь Талейран пожал плечами.
— Я очень занят, молодой человек, и… весьма популярен.
Произнося последнее слово, он криво усмехнулся — его толстые губы разошлись, обнажая гнилые потемневшие зубы.
В спальне, куда провели Ричарда для беседы, Талейран был не один. Картина, открывшаяся глазам Мелтона в этой большой, красиво обставленной, залитой утренним солнцем комнате, впечатление производила по меньшей мере странное. Два парикмахера хлопотали над прической его сиятельства, слуга поливал уксусом его хромую ногу — эта детская травма колена, реальная или мнимая, не позволила ему в далекие годы юности поступить на военную службу, и родители приготовили ему стезю священнослужителя, так что в свое время он даже был рукоположён в священники. Но перевесило интриганство: он стал агентом церкви при дворе и, как лицо духовное, сильно продвинулся в делах политических и финансовых, прежде чем стал министром иностранных дел Франции, оставив в стороне клерикальные перспективы и начав получать взятки от враждебных Франции государств. Его имя стало почти нарицательным для обозначения хитрости, ловкости и беспринципности. Ричард все это знал, однако надеялся на благополучный исход того, зачем он сюда пришел.
Дворец Кауниц видал многих странных гостей, но ни один из них не мог бы сравниться с человеком по имени Шарль-Морис де Талейран-Перигор, герцог Беневентский. История его запомнила просто как Талейрана. Долгий и путаный путь, каким прошел в политике Талейран, успев по ходу дела поднатореть в вопросах недвижимости в Североамериканских Соединенных Штатах, привел его в Вену в качестве министра иностранных дел в правительстве, созданном только что занявшим престол Людовиком XVIII, в правительстве проигравшей войну страны.
На конгресс Талейран прибыл в сопровождении только личного повара, двух слуг, двух лакеев и собственного музыканта, не считая троих помощников, и с самого первого дня его салон стал центром яростной оппозиции всем принятым до того момента решениям: появление Талейрана на конгрессе не сулило покорности и смирения Франции. Первая задача герцога Беневентского, Талейрана, состояла в том, чтобы добиться от держав-победительниц равного права для Франции в решении послевоенных вопросов. А ведь Австрия, Пруссия и Россия договорились, что они сначала поделят между собой Польшу, Италию и Германию, а уж потом пустят Францию к оставшемуся европейскому пирогу собирать крошки. Но не тут-то было! Явился Талейран и уселся между Меттернихом и Каслри! И сразу отмел все предварительные решения, уверенно дезавуировав из всех готовящихся документов слово «союзник»: «Разве война еще продолжается? Тогда я здесь лишний…» Удар был нанесен точно. И страсти закипели. Сильные мира сего готовы были разорвать друг друга в клочья. Но при этом они поодиночке и сообща давили второстепенных королей, принцев, князей и герцогов, и Талейран стал их защитником. Он выступал от имени Испании, Португалии, Швеции, германских княжеств, настаивал на их непосредственном участии в работе конгресса. Активность Талейрана увенчалась тем, что он стал, по сути, руководящим центром конгресса, добившись, что «комитет четырех» (Англия, Австрия, Россия, Пруссия) стал «комитетом пяти».
86 
