76 
– Ты простишь его? – спросила она, нахмурившись. Олеся помолчала.
– Ты уверена, что он все еще ждет меня дома? Максим не позвонил мне ни разу за все это время.
– Ты ему – тоже, – покачала головой Анна. Олеся кивнула.
– Значит, мы с ним похожи. Я не знаю, Ань. Ты, главное, иди. Позаботься о своем муже. Смотри, как он тебя любит! – Олеся улыбнулась и помахала рукой семейству Макконели. Анна, Матгемейн, Саша, Маша, Володя, баба Ниндзя. Интересно, как вообще возможно жить такой огромной толпой и не расплескать всей этой любви, перемешанной с усталостью, вопросами денег, необходимостью мыть посуду, подметать полы и делать уроки. Олеся никогда не представляла себя в центре такого огромного торнадо, которое закружило и унесло Анну.
Матгемейн подхватил чемоданы и увел свою Энни к машине, большому джипу одного своего коллеги по музыкальной студии, согласившегося помочь со встречей Энни из тура. Она удивленно поздоровалась с коллегой, пожала его руку, ответила на вопросы о погоде в Самаре, спросила о том, как Матгемейну работается на новом месте.
– Отлично, просто отлично. Приезжайте, у нас концерты по средам. Ирландские вечера.
– Да что вы? – поразилась Анна.
– Будет здорово, тебе понравится, – добавил Матгемейн.
– Не сомневаюсь. – Она с удивлением отметила, что за время отсутствия Матюша как-то неожиданно стал как будто более своим в этом сумасшедшем городе. В его движениях, в выражении лица появилась уверенность и внутреннее спокойствие, которого никогда раньше Анна не видела. Он забросил чемоданы в багажник, помог детям пристегнуться, усадил жену, а сам сел вперед, на пассажирское сиденье, и всю дорогу болтал о чем-то на полурусском, полуанглийском то с Анной, то с детьми, то со своим другом Дымом, как он его называл.
– Дома все в порядке? – спросила Анна Машу, на что та только фыркнула и переглянулась с Матгемейном.
– Don’t worry about anything. Ни о чем больше не беспокойся, – заверил ее Матгемейн, и Анна вдруг поняла, что действительно время беспокойства прошло. Она знала, что Матгемейн уже получил свой вид на жительство – ей звонил адвокат, заверил ее, что все в порядке. Больше не о чем волноваться. Матгемейн работает, баба Ниндзя звонила сказать, что он водил детей в цирк – и все вернулись целыми, чумазыми и невредимыми. Можно успокаиваться и начинать жить. Это было очень странно и непривычно – и не только после трех с лишним месяцев сумасшедшей ненормальной жизни в Самаре. Анна пыталась вспомнить, когда еще она слышала эти слова, сказанные бархатным мужским голосом – не волнуйся больше ни о чем. Владимир, покойный муж, говорил ей это. А потом были годы, за которые Анна ни разу, ни единого разу не слышала этих слов.
– Я не буду беспокоиться ни о чем. Господи, я так рада быть дома! – И Анна позволила себе полностью погрузиться в этот ленивый, медленный день, заполненный только поцелуями, пирогами, приготовленными дочкой Машей и Матгемейном, рассказами Полины Дмитриевны о том, как они тут были без нее. Как все было в порядке и они справились. Объятия мужа, о которых Анна так долго мечтала, которые даже снились. Его нежные поцелуи, сильные руки, снова прижимающие к себе. Отчего Анна так боялась, что он исчезнет? Кто бы мог подумать, что столько счастья может быть в маленькой спальне с плотно задернутыми шторами. Столько счастья, что становится трудно дышать.
* * *
Через несколько дней, когда волнение от встречи уже пошло на убыль, Анна позвонила Олегу Зарубину. Было время обеда, и он чуть было не отказался встречаться – были планы на вечер.
– Олежек, я раньше не могла позвонить, извини, – пробормотала Анна. Конечно, она не могла раньше. Матгемейн еще был дома. Анна мечтала о том, чтобы покончить со всем этим как можно быстрее и чтобы Матюша никогда ни о чем не узнал.
– Может быть, перенесем? – предложил Олег. – Я завтра свободен.
– Ты знаешь, я бы все же хотела встретиться сегодня, – пробормотала Анна. – Завтра мне детей не с кем будет оставить.
– А свекровь как же? – удивился Олег. Анна покосилась на проходящую мимо Полину Дмитриевну.
– Она завтра уезжает, – прошептала Анна, когда та скрылась в ванной комнате с кипой грязного белья. Первое время она часто возмущалась, что вот, мол, приходится стирать за черт знает кем. И что она не подряжалась обстирывать и кормить всяких ирландцев. Что именно баба Ниндзя имела против ирландцев в целом, было неясно. Но… возмущалась.
76 
