103 
Открыв дверь, Энни шагнула в сторону, давая ему пройти. В руках Бэнкс держал бутылку вина в подарочном пакете. Он явился предложить мир? С чего бы? Уж если кто и должен приходить с оливковой ветвью, так это Энни. Бэнкс, этот проклятый тактик, умел разоружить противника еще до того, как сказано первое слово. Или она к нему несправедлива?
— Как ты узнал, что я здесь? — спросила она.
— Заглянул наугад, и, видишь, повезло, — ответил Бэнкс. — Фил Хартнелл сказал мне, что ты сегодня была в Лидсе и разговаривала с Клэр Тос, вот я и подумал, что ты, скорее всего, не станешь возвращаться в Уитби.
— Вот поэтому ты старший инспектор, а я всего лишь инспектор.
— Элементарно, Ватсон.
— Ты бы хоть позвонил.
— Тогда бы ты сказала, чтобы я тебя не беспокоил.
Энни молча крутила прядь волос. Он прав, причем как всегда!
— Ладно, заходи, раз уж пришел.
Бэнкс протянул ей бутылку.
— Намекаешь, что надо бы выпить? — спросила Энни.
— Не откажусь.
Энни пошла на кухню, открыла бутылку «Вакейрас», французского красного вина. Они с Бэнксом пили его раньше. Ничего особенного, но вино хорошее. Она наполнила его бокал из бутылки, а в свой налила дешевого «Соаве», вошла в гостиную, поставила перед ним бокал и уселась в кресло. Неожиданно ей показалось, что комната мала для них двоих.
— Включить музыку? — спросила она, чтобы прервать молчание, — музыку слушать ей вовсе не хотелось.
— Буду рад.
— Тогда выбери сам.
Бэнкс опустился на колени перед полочкой с небогатой коллекцией дисков и вытащил «Путешествие в Сатчидананду» Элис Колтрейн. Энни мысленно поаплодировала его выбору. Эта композиция как нельзя лучше соответствовала ее настроению, а замысловатые пассажи арфы на фоне медлительного баса всегда ее успокаивали. Она вспомнила, что прошлым вечером, когда она пришла к Бэнксу, у него дома звучал Джон Колтрейн, но слушать самого маэстро ей было менее приятно, чем его жену.
— Как прошла твоя беседа с Клэр Тос? — спросил Бэнкс, усаживаясь в кресло.
— Ужасно и практически без пользы, — ответила Энни. — Мне кажется, она не причастна к этому убийству, но она… как бы это сказать… негодует. Не думаю, что Клэр способна на месть. То, что произошло с ее подругой, непоправимо повлияло и на нее.
— Она все еще винит себя?
— Еще как! Она намеренно уродует себя и принижает свои умственные способности и возможности. Ее папаша сбежал от них, но это, похоже, не помогло. Мамаша, кажется, прочно присела на антидепрессанты.
— Проверили родственников жертв?
— Пока не всех. Общее мнение — существующее юридическое законодательство пощадило Люси Пэйн, а Бог — нет; все рады, что ее убили. Это принесло им «облегчение».
— Это слово означает сейчас все, что угодно, — вздохнул Бэнкс. — Сколько людей произносит его, оправдывая им свои грехи.
— И все-таки мне кажется, что ты не вправе порицать их, — упрямо произнесла Энни.
— Так по делу совсем ничего не прояснилось?
— Я бы так не сказала. У меня сегодня была короткая встреча с Чарльзом Эвереттом, перед тем как я поехала сюда. Он клянется, что не знает ничего о Мэгги Форрест, однако если она сейчас здесь, то нам придется рассматривать ее как главного подозреваемого. Люси Пэйн дружила с ней, использовала ее, а потом предала, и не исключено, что Мэгги рассматривает месть как способ сбросить с себя груз прошлого, освободиться от него.
— Вариант, — согласился Бэнкс. — А ты выяснила, где она сейчас живет?
— Пока нет. Рыжая попробует завтра узнать у издателей. Кстати, появились кое-какие новые факты.
Энни вкратце изложила версию Леса Ферриса, и Бэнкс выслушал ее даже с большим вниманием, чем она ожидала. Многие успешно раскрытые им преступления были связаны с другими, совершенными десятки лет назад, поэтому он с интересом относился к подобным «временным связям».
— Еще — Рыжая проследила дальнейшую судьбу Кита Макларена, австралийца, — добавила Энни. — Он вернулся в Сидней и работает в юридической фирме. Похоже, он окончательно выздоровел. Хорошо бы узнать, вдруг он хоть что-то вспомнил.
— Так ты собираешься ехать в Австралию?
— Ты что, шутишь? Позвоню ему в уик-энд.
— А что известно о Кирстен Фарроу?
— Рыжая пытается отыскать и ее тоже. Пока о ней ничего не известно. Странно, но создается впечатление, что она просто исчезла. Мы, как нам кажется, проверили все возможные источники информации, но примерно с девяносто второго года никаких сведений о ней нет: Кирстен Фарроу словно перестала существовать. Отец ее умер десять лет назад, мать в доме хроников — у нее болезнь Альцгеймера, — так что толку от общения с ней немного.
103 
