Глава 36

— Ты… ты вызвал Джорди? — тон Розлинн был нерешительным и смущенным.

— Он не принял моего вызова.

— Но ты виделся с ним?

— Я виделся с ним. Больше он не потревожит тебя.

— Ты…

— Я не сделал ничего. Только настоял, чтобы он уехал из Лондона. Наверное, сейчас он уже собирает вещи. И не жди меня к обеду. Я собираюсь в клуб.

Дверь за Энтони закрылась. Никакой радости, хотя больше ей ничего не угрожает со стороны Джорди Кэмерона. Но она, напротив, удручена и подавлена: Энтони был так холоден и безразличен к ней. Откладывать больше нельзя. Нужно принять решение и сделать это сейчас, сегодня, пока он не вернулся. Розлинн бросилась к Нетти.

— Это то, чего ты действительно хотела, девочка? Розлинн замялась. Она наконец рассказала Нетти все: как Энтони соблазнил ее в этом самом доме, об условиях, которые она поставила перед ним, даже о том, как он солгал, что будет верен ей, и о том, как всплыла на следующий день его страшная измена. Закончила она свой рассказ тем, что надумала сделать теперь.

— Я думаю, что это будет большой ошибкой, девочка.

— Почему?

— Насколько я поняла, ему это вряд ли понравится.

— Я буду делить с ним постель, — возразила Розлинн.

— Ты будешь делить с ним постель лишь какое-то время.

— Он согласился подарить мне ребенка!

— Да, это так. Но он не согласился оставить тебя в покое, когда родится ребенок. — Я просто защищаю себя, Нетти, — оправдывалась Розлинн. — Постоянная близость с ним. Я не хочу влюбляться в него.

— Ты уже влюбилась.

— Нет, не влюбилась! — Она вскочила и отвернулась, боясь выдать себя. Ведь и впрямь с ее чувствами творилось что-то неладное. — И не влюблюсь. Я отказываюсь! Пусть он сам решает. Понять не могу, зачем я рассказала тебе все.

Розлинн минут десять сидела и разглядывала свое отражение в зеркале. Она приняла правильное решение. Она не простит Энтони. По крайней мере, не сразу. Но она и сама устала от этого противостояния. Ведь она могла зажать ярость в груди и держать Энтони в руках. У нее мог бы быть ребенок. Она хотела ребенка. Но для этого нужно было сломить свою гордость и пойти к Энтони. После его сегодняшней холодности ей было бы трудно сделать первый шаг. Она вдруг поняла, что безумно хочет, чтобы он был только ее. Но раз уж это невозможно, она должна помнить всегда, вбить себе в голову, что она не единственная женщина в его жизни, и принимать его таким, каким он есть.

Розлинн решительно вышла из комнаты. Пройдя через зал, она настойчиво постучала в дверь Энтони. Но вся ее решительность растворилась в этом стуке, и к ней вернулись ее сомнения. Она опять постучала, правда, уже так тихо, что едва расслышала. Но первый стук сделал свое дело. Виллис открыл дверь и, увидев Розлинн, молча вышел из комнаты, оставив для нее дверь открытой. Розлинн нерешительно вошла и не увидела Энтони. Она посмотрела на пустую постель. Щеки ее покраснели. И неожиданно ее осенило, зачем она пришла сюда, — заняться с Энтони любовью. Она его еще даже не видела, а сердце ее забилось чаще. Он же смотрел на нее не отрываясь. Она была одета в белое шелковое белье, под которым притягательно просвечивались нежные очертания ее тела. Халат был из такой же белой ткани с короткими рукавами, открывавшими ее прекрасные руки. Ее волосы были распущены и спадали рыже-золотыми волнами по спине; у него зудели пальцы от непреодолимого желания дотронуться до них.

— Розлинн?

Она повернулась на звук его голоса.

В его голосе прозвучал вопрос. Он хотел знать, зачем она здесь? Но разве нужно объясняться? Разве это не очевидно? Виллис и тот понял, зачем она пришла сюда, одетая подобным образом. Она стеснялась отвечать, а Энтони хотел заставить ее сделать это. Она должна была знать, что будет нелегко. Он сидел в своем любимом кресле и вопросительно смотрел на нее. Она смутилась еще больше, вспомнив, что именно на этом кресле он заставил ее сидеть, когда переодевался в тот день. Сейчас Энтони был одет в ту же серебристо-голубую сорочку и легкие брюки, что и в первую ночь их любви. От воспоминаний щеки ее запылали еще жарче.

— Ну, моя дорогая.

— Я… я подумала, что мы должны…

Она оробела сразу под его взглядом. Ее переполняли чувства, из-за которых она не могла говорить.

  70