82 
— Тогда есть только один способ доказать это, не так ли?
Он был зол из-за вмешательства Джеймса, но еще больше он злился на нее. Как она могла провести его через все муки ада, а потом поверить простой записке, говорящей, что она ошибалась? Он не хотел такого примирения.
Он вышел из комнаты и постучал в дверь Джереми.
Или Джеймс передал ей эту записку в порту, что сомнительно, потому что Энтони был все время рядом с ней, или Джеймс дал записку Джереме, чтобы передать. В любом случае он не собирался позволить ей лгать.
Когда парень высунул голову из своей комнаты, Энтони спросил:
— Твой отец просил что-то передать моей жене? Джереми замялся.
— Черт возьми, дядя Тони. Я думал, что ты уже ушел. Я просто положил ее… ты не должен был увидеть ее, — неудачно закончил он.
Энтони скомкал листок в руке.
— Все в порядке, парень. Никакого вреда ты не сделал.
Она не видела записки. Это значит… Черт побери, и он только что сам чуть все не погубил.
Она стояла, протянув руку. — Я хотела бы взять это, если ты будешь так любезен.
— Не буду, — отозвался он с неохотой, отмечая ее акцент, верный знак того, что она сердится.
— Извини, записка не имеет никакого значения.
— Я сама разберусь. Если она лежала на моем столе, значит, предназначалась мне, а не тебе.
— Тогда возьми.
Но когда она подошла к нему взять ее, он не дал ей возможности прочитать ни буквы. Его пальцы сцепились с ее, и он обнял ее.
— Ты можешь позже прочитать ее, — нежно сказал он. — Сначала скажи, в чем ты ошибалась.
Она тут же забыла о записке, которая упала к ее ногам:
— Я говорила тебе об ограничениях. Я не должна, не должна была ставить какие-либо условия.
— Действительно. И это все?
Он улыбался ей так, что она таяла под его улыбкой.
— Я не должна была просто использовать тебя.
— Да? — он обжег ее щеку своими губами.
— Что?
— Не хочешь ли еще использовать меня? Он не дал ей ответить, его губы прикоснулись к ее, теплые, жаждущие. На мгновение она отстранилась:
— О, если ты будешь целовать меня, я никогда не скажу тебе то, что должна.
Он улыбнулся, все еще держа ее в своих объятиях.
— Теперь это уже не имеет значения, дорогая, ты просто слишком много взяла на себя. Ты рассчитывала, что я буду вечно терпеть эти твои «не трогай меня». Нет. Тебе казалось, что я могу выполнять твои правила, не устанавливая своих. В этом ты опять просчиталась, — он приобщил к этому высказыванию еще один глубокий поцелуй. — Не хотел бы разочаровывать тебя, дорогая, но ты могла устанавливать свои условия столько, сколько я позволял тебе! И я позволял бы тебе еще не более, чем несколько недель, распознавать свои чувства.
— Или?
— Или я бы сам переехал сюда.
— Люблю тебя, — просто сказала она и ощутила, что не может дышать из-за того, что он крепко сжал ее.
— О, Боже, я боялся, что никогда не услышу этого от тебя! Это правда? Несмотря на то, какой отвратительной задницей я был большую часть времени?
— Да, — она засмеялась, довольная его реакцией.
— Тогда прочти записку от Джеймса.
Она совсем не ожидала услышать это в такой момент и раскрыла записку, уже без любопытства. Послание было коротким:
"Поскольку Тони такая свинья, что не скажет тебе правды, то придется это сделать мне за него. Та девчонка, которая приставала в баре к Тони, провела ночь со мной. Просто она вначале выбрала Тони, как и ты, но вынуждена была остановиться на мне. Ты ошибаешься относительно парня, дорогая девочка. Я уверен, что он любит тебя».
Глаза Розлинн были влажны, когда она подняла их на Энтони, и он нежно обнял ее.
— Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Энтони?
— Ты ведь простила меня?
— Но ты же не был не виновен.
— Тес, дорогая. Сейчас это уже не важно, ведь так? Ты по-прежнему единственная женщина, которую я хочу с тех пор, как я увидел тебя на балу у Крэнделлов, когда ты прошла мимо и обдала меня своим обаянием.
— Энтони!
Он засмеялся глубоким смехом и крепче прижал Розлинн к себе.
— Это правда, моя дорогая. Я был просто пленен тобой. — Ты был развратником!
— И остался им, — заверил он ее. — Ты и сама не хочешь, чтобы я стал моралистом. Или ты хочешь заниматься любовью в темноте, прилично одетой, так, чтобы мы не смогли касаться друг друга кожей? — его пальцы опять гладили ее волосы, перебирая их.
— Ты стала моей в ту первую ночь, когда стояла, озаренная лунным светом. У меня перехватило дыхание. Знаешь ли ты, как я хотел тебя тогда, прямо там, в саду Крэнделлов? А ты? Ты хочешь меня сейчас?
82 
