Не успел он спросить себя, что это все значит, как послышался многозначительный щелчок взводимого курка. В затылок Малко уперся сквозь мешок твердый предмет. Не трудно было догадаться, что это такое.
Отчаянно рванувшись, он успел в момент выстрела перевернуться на спину и почувствовал на шее пониже уха нестерпимую боль. Совершенно оглохнув от грохота, он лежал и ждал нового выстрела. Его охватило ужасное ощущение собственного бессилия.
Но выстрела не последовало. Он услышал, как кто-то развязывает мешок. Затем Малко грубым рывком извлекли наружу. Он находился в подвале, освещенном неизменной керосиновой лампой. Сквозь тонкую ткань костюма до него добирался ледяной холод земляного пола.
Над ним стоял какой-то курд, державший в руке короткоствольную «беретту» калибром 9 миллиметров. Черная Пантера осыпала курда свирепой бранью. Малко видел, как шевелятся ее губы, но слов не разбирал: в ушах звенело от выстрела. Он лишь понимал, что получил отсрочку приговора.
Он окончательно пришел в себя лишь тогда, когда Гюле склонилась над ним с кинжалом в руке. Судорога страха пронзила его, но Гюле лишь перерезала веревки и выпрямилась. Курд не убирал оружие. Малко с трудом поднялся и потер онемевшие запястья. Единственным выходом из подвала был узкий коридор, у которого трое курдов играли в кости.
– Я же его предупреждала, чтобы не убивал сразу, – сказала Черная Пантера. – Отличиться решил, болван.
В ее глазах уже не было никакой мягкости, в движениях – ни малейшей женственности. Наглухо застегнутый китель придавал ей еще более суровый вид.
– За что вы хотите меня убить? – еще плохо соображая, спросил Малко.
– Оружие не прибыло, – злобно произнесла Гюле. – Вы солгали. Сегодня вечером мы возвращаемся на север. Но прежде я накажу вас за обман.
Малко охватило отчаяние. Все его усилия оказались напрасными. Надежды больше не было. Он посмотрел прямо в глаза Гюле:
– Я вам не лгал. Скорее всего, произошла какая-то заминка, Но я прошу вас подождать еще день или два. Если хотите, можете держать меня здесь.
– Как же! – фыркнула Гюле. – Чтобы через два часа здесь была вся багдадская полиция? Я знаю – вы работаете на них!
– Вы с ума сошли!
Партизанка топнула ногой. Ее желтые глаза горели неукротимым бешенством.
– У нас тоже есть свои шпионы, – сказала она. – Почему вы встречаетесь с Амаль Шукри? Она работает на полицию.
– Что?
Гюле презрительно уперлась руками в бока.
– Не стройте из себя дурачка! Эту сучку знают все. Она шлюха! Вы с ней спали, ведь так?
Он предусмотрительно уклонился от ответа. Вот, оказывается, чем объяснялось свободное поведение Амаль, ее мини-юбки и многозначительные взгляды...
– Клянусь вам, я об этом не знал, – горячо возразил Малко. – Больше того, собирался использовать ее в своих целях.
– Ее? – скривилась Гюле. – Чтобы она всех нас выдала? Нет! Сам Аллах позаботился о том, чтобы это проклятое оружие не прибыло!
Неожиданно она с далеко неженской силой ударила Малко по лицу.
– Нужно было позволить Сину убить вас на месте, – прошипела она. – Но я сделаю это сама. Сегодня. Перед отъездом. Ваши друзья не сразу вас найдут... И вы так и не получите свои десять тысяч динаров.
Малко старался не поддаваться панике.
– Побудьте в Багдаде еще немного, – умоляюще говорил он. – Я уверен, что вы получите оружие! Я работаю не на Ирак. Я – американец...
– Вы – русский, – гневно перебила его Гюле. – Вы такой же светловолосый, как русские. И такой же лживый! Я даже не хочу слушать вас! Подумать только! Ведь я вам поверила!
Она плюнула на пол и что-то крикнула по-арабски. Двое курдов бросили карты и подскочили к Малко. В мгновение ока он снова оказался связанным. Затем курды подняли крышку деревянного ящика, стоявшего у стены, подхватили Малко и опустили туда. Один из них что-то спросил у Гюле, и Малко догадался: курд интересовался, сейчас его убить или позднее. Гюле ответила одним-единственным отрывистым словом, и курды бросили в ящик два небольших мешка с землей. Затем крышку положили на место, и Малко услыхал в полной темноте оглушительный стук молотка.
Это прибивали крышку его гроба. «Милосердная» Гюле решила утопить его живым.
* * *
Лавина шифрованных радиограмм, хлынувшая из американского посольства в Бейруте, повергла ливанских контрразведчиков в глубокое раздумье. Тед Хейм потерял сон и покой. Его профессиональная совесть была глубоко задета, и он решил во что бы то ни стало исправить последствия собственного легкомыслия.