очень нудно 
105 
– Это я виноват. Все старался его вылечить, а надо было попросту покупать ему наркотики.
– Не глупи.
– Я хотел, чтобы у него было все самое лучшее. Никогда не требовал от него самостоятельности. И что в результате получилось? Сент-Джеймс, это я виноват. Во мне его настоящая болезнь.
Сент-Джеймс смотрел в окошко и подбирал подходящий ответ. Он думал о том, сколько сил уходит у людей на то, чтобы не смотреть правде в глаза. Наполняя свою жизнь всякими увертками, они вдруг обнаруживают, что бегство им на самом деле не удалось. Сколько времени Линли старался быть в стороне? Сколько времени он сам делает то же? Для них обоих это стало привычкой. Они так долго избегали откровенного разговора друг с другом, что научились молча обходить все важное, что было в их жизни.
– Томми, ты не можешь быть виноват во всем.
– Недавно мама сказала то же самое.
– И она права. Ты наказываешь себя за то, в чем виноват не один ты. Хватит тебе.
Линли бросил на него быстрый взгляд:
– Несчастный случай. И это тоже, да? Все эти годы ты старательно освобождал меня от груза ответственности, но у тебя все равно не выйдет, во всяком случае не до конца. Я сидел за рулем. Не важно, что там облегчает мою вину, Сент-Джеймс, ведь факт остается фактом. За рулем тогда был я. Когда же свершилось то, что свершилось, я ушел. А ты остался.
– Разве я когда-нибудь обвинял тебя?
– Зачем тебе? Я сам себя обвинял. – Машина свернула с Нью-Оксфорд-стрит, и они вновь запетляли по улочкам и переулкам, неуклонно приближаясь к Сити, а там и к Уайтчепел. – Сейчас ясно: мне нельзя больше казнить себя из-за Питера, если я не хочу сойти с ума. Самое лучшее в данный момент – не принимать на себя ответственность за то, что случилось сейчас. Клянусь, что бы там ни случилось, ответственность будет нести Питер.
Нужный дом они отыскали на узенькой улочке рядом с Брик-лейн. Перед ним ребятишки, пакистанцы на вид, гоняли спущенный футбольный мяч. Воротами служили четыре пластиковых мешка; один мешок разорвался, и из него высыпалась всякая всячина, уже растоптанная ребячьими ногами.
Появление «Бентли» прервало игру, и не успели Сент-Джеймс с Линли выйти из машины, как ее облепили малыши с любопытными мордашками. Тотчас в воздухе возникло напряжение, обычное там, где все друг друга знают и не любят чужаков. В воздухе стояла густая вонь от несвежего кофе, гнилых овощей и фруктов. Детская обувь, на которую налипли разного рода отбросы, тоже издавала неприятный запах.
– Чего там? – спросил один из ребят.
– Машина, не видишь, что ли? – ответил другой.
Третий, посмышленее остальных, выступил вперед и предложил постеречь машину. Линли в ответ поднял руку, что мальчишка расценил как согласие, потому что приставил одну руку к шапке, другой уперся в бок, а ногу поставил на бампер.
«Бентли» остановился прямо перед длинным шестиэтажным кирпичным домом Питера. Когда-то его покрасили в белый цвет, но со временем, из-за дождя, ветра и отсутствия заинтересованности он стал пугающе серым. Десятками лет никто не прикасался к оконным рамам, которые наверняка когда-то неплохо смотрелись на белом фоне, однако теперь от синей краски остались редкие пятна, напоминавшие возрастные пятна на старческой коже. То, что на четвертом этаже кто-то попытался украсить дом фрезиями в ящиках, ничего не меняло в общем впечатлении нищеты и разрушения.
Линли и Сент-Джеймс поднялись на четыре ступеньки, что вели к входной открытой двери, над которой на кирпичной стене было написано красной краской «последние дни». Неплохая эпитафия.
– Он сказал, что его квартира на втором этаже.
С этими словами Линли направился к лестнице. Когда-то здесь был дешевый линолеум, но он уже давно вытерся, хотя по краям еще кое-где сохранился, натертый старым воском и покрытый свежей грязью. Со стен осыпалась штукатурка, на них зияли дыры на месте исчезнувших перил. Повсюду были отпечатки рук, не говоря уж об огромном пятне, уходившем на верхний этаж.
На лестничной площадке стояла коляска на трех колесах в окружении пластиковых мешков с мусором, двух железных ведер, метлы и черной швабры. В парадном, пропахшем мочой и чесноком, от них метнулся вверх истощенный кот с выступающими ребрами и язвой во лбу.
На втором этаже было оживленно, слышался шум телевизоров, звучала музыка, кто-то ссорился, плакал ребенок – люди жили обычной жизнью. Из квартиры Питера, располагавшейся в дальнем конце коридора, где из давно не мытого окошка просачивалось немного света, не доносилось ни звука. Дверь была закрыта, но не заперта, так что, когда Линли постучал, она распахнулась сама собой в единственную комнату, в которой окна были закрыты и завешены простынями. Здесь пахло так же, как в парадном, разве что прибавлялась еще вонь немытых тел и грязной одежды.
105 
