67 
И вот мы снова вернулись к нашей повседневной жизни в Тюильри. Много времени я проводила в своей комнате за написанием писем. Я понимала сейчас, где я сделала роковые шаги и как мне следовало бы действовать. Я решила, что если когда-либо мне предоставится еще одна возможность, то я никогда не повторю тех ошибок.
Вышивая коврик с Елизаветой, мы проводили вместе много часов, беседуя о детях, иногда я играла с королем на бильярде. Мы ходили гулять в Булонский лес, но, покидая дворец, я всегда чувствовала себя неуютно. Наш опыт в Версале показал, что стены не могут защитить нас от разъяренной толпы, но все же пребывание в помещении давало какое-то чувство безопасности. Мой сын продолжал поддерживать дружеские отношения с солдатами, и я поощряла его в этом, считая, что он может вызвать в них некоторую привязанность, и если толпа когда-либо ворвется к нам, как это было в Версале, то эти солдаты, его приятели, защитят его.
Я скучала по лету и относительной свободе, которой мы пользовались в Сен-Клу. Казалось, это было давно, и я предложила королю тайком отправиться на пасху в Сен-Клу. Он согласился.
Помня о том, как толпа окружила карету с тетушками, когда они уезжали, и как шел спор, выпускать их или нет, я сказала, что не нужно широко распространяться о предстоящей поездке. Тем не менее, необходимо было заниматься подготовкой, и члены моего ближайшего окружения узнали об этом.
Я полностью им доверяла, хотя среди них появилась новенькая — некая мадам Рошелье, о которой я знала очень мало; у нее были хорошие рекомендации, и мне никогда не приходило в голову, что ей нельзя доверять.
Подготовка закончилась, вот-вот должна была наступить пасха, кареты уже стояли во внутреннем дворике, и мы были готовы к отъезду. Но как только мы тронулись, нас окружила толпа, точно такая же толпа, которая сопровождала нас из Версаля в Париж. Я оцепенела от ужаса, сын отшатнулся от окна кареты, я обняла его, чтобы успокоить. Посыпались оскорбления, ругань.
— Маленький папа должен оставаться со своими детьми! — кричала толпа.
Выступил Лафайет со своими солдатами и приказал толпе отступить и пропустить королевскую карету, но над ним стали насмехаться и забрасывать грязью. Я инстинктивно поняла, что это было еще одним организованным неповиновением.
— Вы ведете себя как враги конституции! — вскричал Лафайет. — Не давая королю возможности проехать, вы делаете его узником и аннулируете указы, которые он санкционировал.
Но они не слушали его. Они собрались, чтобы не пропустить короля, им заплатили за это.
Они прильнули к окнам кареты. Когда король попытался с ними заговорить, они закричали на него: «Жирная свинья!»
Я не могла скрыть своего презрения к ним. И никогда не могла. Мои взгляды выдавали мои чувства.
— Посмотрите на нее! — закричали они. — Позволим ли мы этой развратнице командовать нами?
К карете подъехал Лафайет.
— Сир, — сказал он, — не дадите ли приказ открыть огонь по толпе?
— Я никогда не допущу этого! — вскричал Людовик. — Я не хочу, чтобы кто-либо пролил кровь, которую затем будут приписывать мне. Мы возвращаемся в Тюильри.
Итак, кареты повернули, и под крики и оскорбления мы поехали обратно.
Когда Людовик выходил из кареты, он со вздохом сказал:
— Ты свидетель, что с этого момента у нас нет больше свободы.
Я была в отчаянии. Когда мы вошли в этот мрачный дворец, я сказала мужу:
— Мы действительно узники. Они хотят, чтобы мы никогда не покидали Тюильри.
Глава 10. В Варенн!
11 июня. Лафайет отдал приказ удвоить стражу и обыскивать все кареты.
18 июня. С королевой от 2.30 до 6.
19 июня. С королем… Оставался в замке с одиннадцати часов до полуночи.
20 июня. Прощаясь, король сказал мне: «Господин де Ферзен, что бы ни случилось, я никогда не забуду, что вы сделали для меня». Королева долго плакала. Я покинул ее в шесть часов.
Дневник графа де Ферзена Людовик отрекся от престола. Следовательно, Людовик для нас никто. В настоящее время мы свободны и у нас нет короля. Следует рассмотреть вопрос, нужно ли назначать другого.
Резолюция, принятая якобинским клубом после бегства королевской семьи +
Сир, Ваше величество знает мою преданность Вам, но я не хотел бы оставлять Вас в неведении, что если Вы отделите Ваше дело от чаяний народа, то я останусь на стороне народа.
Лафайет — Людовику XVI
Аксель был сильно обеспокоен, что мы подвергаемся большой опасности.
67 
