— Не лучше ли забыть все это?
— Ты думаешь, получится?
— Надо постараться. Со временем все пройдет, вот увидишь. Я только ругаю себя, что меня не было тогда рядом с тобой. Джаггер — негодяй, но мне не приходило в голову, что он отважится на такое. А тебе?
— Я всегда боялась его.
— Но никогда об этом не говорила.
— Не считала серьезным до той самой минуты, как осталась одна.
— Не вспоминай об этом.
— Но ведь мы уже вспомнили. А потом появился твой отец… Он убил из-за меня человека.
— Он поступил правильно. Ничего другого нельзя было сделать.
— Он мог бы уволить его, прогнать. Почему он не захотел?
— Здесь другие правила. Нора. Не так давно в Англии могли повесить за кражу овцы. А у нас любой человек вправе убить другого за посягательство на честь женщины из его рода.
— Но ведь это было убийство.
— Это был правый суд. Состоялось расследование. Отец не позволил допрашивать тебя, чтобы ты не расстроилась. Джаггер пользовался дурной славой. Все прекрасно знали, что он за человек. Здешние женщины подвергались опасности, действия отца сочли правильными, было подтверждено, что он не нарушил закон. Так оно и есть. И не надо больше об этом думать.
В моих отношениях с Линксом произошла едва уловимая перемена. Даже он испытывал какую-то неловкость. Я по-прежнему приходила к нему играть в шахматы, но только спустя несколько недель я смогла отважиться заговорить о случившемся.
И тогда я спросила его:
— Что привело вас в тот день к ручью Керри? Он нахмурился, пытаясь сосредоточиться.
— Сам не знаю. Помнишь, мы как-то говорили о твоей поездке в Мельбурн и вспомнили Джаггера? Мне показалось, ты его боишься. Я догадался, почему… В то утро я почувствовал тревогу, когда увидел, что он направляется в сторону ручья. Ты тоже могла оказаться там. На конюшне мне никто не мог точно сказать, куда ты поскакала, но это могло быть одно из трех мест: либо холмик Марты, либо Собачья гора, либо ручей Керри. Я решил поехать вслед за Джаггером. Вот как все было.
— Как мне повезло! Зато Джаггеру эго стоило жизни.
Глаза Линкса засверкали.
— Он изнасиловал Мэри, — продолжила я. — Она сама мне об этом говорила. Он пожал плечами.
— Так вам все равно? — спросила я.
— Не в этом дело. Неужели ты думаешь, я мог бы оставаться безразличным к тому, что произошло с тобой?
В библиотеке наступила тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Это были красивые французские часы, которые он выписал из Лондона.
Линкс внезапно прервал молчание:
— Ну, что ж, давай сыграем.
Это была самая необычная из наших партий. В тот вечер я наконец-то завладела инициативой. Взяла его ферзя, и в тот же миг сладкое чувство успеха охватило меня.
— Ну вот, — сказал он шутливо, — теперь я попался… если только ты будешь внимательна.
Игра продолжалась уже час, но всякий раз, как я намеревалась сделать победный ход, ему удавалось обойти меня.
И все же я вынудила его сдаться.
— Мат! — воскликнула я.
Линкс откинулся, с показным испугом глядя на доску, и я сразу поняла, что он просто подыграл мне, как мой отец.
— Вы нарочно это сделали, — с укором сказала я ему.
— Ты так думаешь? — спросил он. Я смотрела в его необыкновенные глаза и не знала, что ответить.
Несомненно, наши отношения изменились.
В комнату Аделаиды, где я шила, вошла Джессика. Она села рядом, глядя на меня.
— Ты пришла послушать книгу? — спросила я — Аделаида занята сегодня, поэтому я не буду читать.
— Значит, мы можем поговорить, — сказала Джессика. — Ты оказываешь на него сильное влияние, — продолжала она.
Разумеется, я знала, о ком идет речь, но сделала вид, что не понимаю.
— Он меняется в твоем присутствии. Он никогда не бывает таким с другими, разве что со Стирлингом.
— Стирлинг — его сын, — заметила я. — А ко мне он относится как к дочери.
— К Аделаиде он так не относится, — сказала она торжествующе. — И никогда не относился. А ради тебя он убил человека.
Мне стало не по себе.
— Об этом не говорят.
— Тем не менее, это произошло.
— Растения не вянут, если их все время поливать, — сказала я. — Так и с воспоминаниями. Если они приятны, их хранишь, если нет — стараешься забыть.
— Ты говоришь умно, — сказала она. — Может быть, это и так. Не знаю, была ли она умна.
— Кто?
— Та женщина в Англии. Бедняжка Мейбелла была неумна. — Хитрый огонек загорелся у нее в глазах. — Ты знаешь, он ей изменял. И не только со мной, были и другие.