очень нудно 
25 
Папская гвардия была так разукрашена, что даже князья казались рядом с нею оборванцами. Длинные пики и щиты гвардейцев сверкали на солнце, словно доспехи древних богов. Кардиналы и высшие чины церкви, принимавшие вместе со своей свитой участие в процессии, также старались перещеголять друг друга, и процессия была такой длинной, что для того, чтобы все перебрались с площади Святого Петра до Святого Иоанна Латеранского, понадобилось два часа. А в центре на белом коне восседал сам Папа, шестидесятилетний, но полный энергии, словно ему всего двадцать лет. Так что ничего удивительного, что людям – в том числе и Лукреции – новый Папа казался кем-то большим, чем просто человеком.
Процессия постоянно притормаживала, потому что обожатели и сторонники Александра – а теперь, казалось, в их числе весь Рим, – наперебой стремились выказать свое почтение.
- «Vive diu bos, vive diu celebrande per annos,
- Inter Pnttificum gloria prima choros»,—
пропел один хорошенький мальчик от имени всей своей благороднейшей семьи, старавшейся подчеркнуть, насколько глубоко она уважает нового Папу.
Кто попроще, усыпали его путь цветами и кричали: – Рим взрастил великого Цезаря, но теперь у нас есть Александр, один был всего лишь человеком, другой же – Бог!
Александр принимал все эти почести с такой обаятельной и теплой улыбкой, что завоевывал все сердца.
Какой миг, какая победа! Повсюду были выставлены гербы, на которых изображен пасущийся бык. Александр любовался ими, заметил он также и золотоволосую девочку на балконе – единственную из его детей, кто стал свидетельницей его триумфа. Джованни в Испании, Чезаре – в университете в Пизе, а маленький Гоффредо (он принимал его отчасти потому, что ему просто нравился мальчик, отчасти потому, что нуждался в сыновьях) был еще слишком мал, чтобы появляться на людях. Его дети! И всем им суждено сыграть свою роль в его пьесе, основная тема которой – власть.
Людские вопли, восхваления, ощущение всевластия – это действовало на него получше любого вина. Наконец-то сбылись все прекрасные сны, все его мечты!
– Боже, благослови Святого Отца! – вопила толпа.
Пусть благословение святых падет на меня, думал Александр. Тогда я смогу осуществить свою самую великую мечту – объединить Италию под одной сильной рукой. И это будет рука Папы из рода Борджа.
САНТА МАРИЯ ДЕЛЬ ПОРТИКО
Вскоре Лукреция поняла, насколько выгоднее быть дочерью Папы, нежели дочерью просто кардинала.
Утвердившись на папском престоле, Александр не стал делать тайны из своих намерений. Джованни следовало вернуться из Испании, поскольку Александр собирался сделать его главнокомандующим войсками святого престола; Чезаре должен был стать архиепископом Валенсии; что же касается Лукреции, то ей достался собственный дворец – Санта Мария дель Портико. Лукреция была в упоении от подарка: теперь она могла перебраться из мрачной крепости на холме Джордано в центр города.
Даруя Лукреции этот дворец, Александр преследовал двойную цель: дворец примыкал к церкви Святого Петра, и из него был тайный ход в церковь, а оттуда – в Ватикан. Адриана и Джулия должны были переехать туда вместе с Лукрецией, конечно же, с ними перебирался и Орсино, но он в счет не шел.
Лукреция с радостным нетерпением предвкушала новую жизнь. Как же замечательно наконец-то стать взрослой! Скоро в Италию вернется брат Джованни, да и Чезаре, как сказал отец, тоже отзовут в Рим. Но чуть позже, поскольку Александр не хотел, чтобы люди подумали, будто он продолжает свою политику, политику непотизма, от которой обещал отказаться. Чезаре уже стал архиепископом, и Александр прекрасно понимал, что, появись его сын в Риме, ему будет трудно удержаться от того, чтобы не пролить на него дождь благодеяний. Так что пока Чезаре лучше оставаться в Пизе – но это ненадолго.
У Лукреции были все основания смотреть в будущее с надеждой. Отца она видела часто и, как правило, в центре всяческих помпезных церемоний. И потому он казался ей еще более блистательным, еще более могущественным, чем прежде.
Весь день до нее доносился звон колоколов церкви Святого Петра, и, сидела ли она за вышивкой или просто глазела из окна на прохожих, она чувствовала аромат благовоний и слышала прекрасное пение церковного хора, и все это сливалось в чудесную яркую мешанину, в которой брезжило блестящее ее будущее.
Адриана сняла траурное облачение и относилась теперь к Лукреции с тем же почтением, что и к Джулии. Однако влияния в Ватикане у Джулии было побольше, чем у папской дочери.
25 
