очень нудно 
29 
Она услышала его басовитый смех, смех, в котором звучала радость, любовь и что-то еще, что именно, она не поняла, но эти новые нотки ей определенно понравились. Она схватила его за руку и прижалась к ней губами.
– Ты рада меня видеть, Лукреция?
– Как же долго тебя не было!
– А ты вспоминала обо мне хоть время от времени?
– Каждый день, милый Чезаре, каждый Божий день. Я каждый день молилась о тебе Мадонне.
Чезаре нетерпеливо глянул на столпившихся вокруг них служанок. Казалось, в комнате возникла новая атмосфера, и служанки даже стали выглядеть иначе – они замерли, боялись пошевелиться. Лукреция сразу же вспомнила, как давным-давно, еще в материнском доме, все рабы, слуги и служанки боялись Чезаре – а ведь он был тогда совсем ребенком!
– Оставьте нас, – приказала она, – у нас с братом есть о чем поговорить, и разговор этот не предназначен для посторонних ушей.
Им не потребовалось повторять приказание дважды. Брат и сестра обнялись, а затем Чезаре подвел ее к окну.
– Дай-ка мне получше тебя разглядеть, моя Лукреция. Ты очень изменилась!
В ее глазах появилось беспокойство:
– И ты разочарован, да, Чезаре? Чезаре нежно поцеловал ее:
– Напротив, ты стала еще красивее.
– Но расскажи же мне о себе! Ты повидал мир, ты теперь архиепископ. Как странно это звучит! Мой брат Чезаре архиепископ Валенсии. Мне надо быть рядом с тобой очень строгой, мне следует помнить, что ты теперь принадлежишь святой церкви. Но, Чезаре! Ты совсем не похож на архиепископа! На тебе камзол, расшитый золотом, и какая маленькая тонзура! Да у простого монаха и то больше!
Его глаза вспыхнули, он стиснул кулаки, и Лукреция увидела, что он весь дрожит от ярости.
– Перестань, не говори об этом, Лукреция! Архиепископ Валенсии! Да неужто я похож на архиепископа? Клянусь тебе, никто больше не заставит меня вести такую жизнь. Я не предназначен для церкви.
– Нет, Чезаре, нет, но…
– Но один из нас должен уйти в церковь. Один из нас, и этот один – я! Я – старший, но я должен был уступить дорогу моему братцу. Скоро и он приедет домой. Представить только, какой ему будет оказан прием. Как же! Джованни, герцог Гандийский. Да отец больше печется о пальце на его ноге, чем обо мне в целом.
– Неправда! – вскричала она. – Неправда!
– Правда! – его глаза были полны мрачной решимости. – Не противоречь мне, дитя, ибо я говорю правду. Я не останусь в церкви, я…
– Ты должен поговорить с нашим отцом, – Лукреция старалась его успокоить.
– Он не станет слушать. И, клянусь всеми святыми… – он подошел к священной раке и воздел руку, готовясь произнести торжественную клятву. – Святая Матерь Божья, обещаю, что не успокоюсь, пока не стану свободным и не начну вести такую жизнь, какую я желаю. И никому не позволю связать меня, никому не позволю навязать мне свою волю. С этого дня я, Чезаре Борджа, являюсь полноценным и единственным хозяином самому себе.
Он изменился, подумала Лукреция, он стал еще более агрессивным, и я боюсь его.
Она накрыла своей рукой его руку:
– Чезаре, – сказала она, – ты своего добьешься. Никто не сможет заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Тогда ты был бы не Чезаре.
Он повернулся к ней, и вся ярость мигом покинула его, однако он весь еще дрожал от переполнявших его чувств.
– Моя милая сестричка, как же долго мы не виделись! Она постаралась поскорее перевести разговор на другую тему – лишь бы он перестал говорить о своей ненависти к церкви.
– Я слыхала, ты преуспел в науках. Он нежно погладил ее по щеке:
– Не сомневаюсь, что ты слышала достаточно россказней обо мне.
– Вовсе не россказней, а рассказов о хороших деяниях.
– И о глупостях?..
– Ты жил, как живут мужчины… Мужчины, которые ни перед кем не отчитываются.
Он улыбнулся:
– Ты знаешь, как меня успокоить. И они собираются выдать тебя за этого старого осла из Пезаро, разлучить нас с тобою?
– Мы часто будем наезжать к вам, Чезаре, ко всем вам. К тебе, к Джованни, к Гоффредо…
Лицо его потемнело.
– Джованни! – презрительно и злобно воскликнул он. – Ему будет не до нас. Он будет занят – станет вести блистательные военные операции по захвату Италии.
– Ну, тогда тебе не о чем беспокоиться, Чезаре. Ты почти не будешь с ним встречаться, ведь ты его так ненавидишь.
– А ты, как и все остальные… его боготворишь. Он же всегда был красавчиком, не так ли? Наш отец надышаться на него не мог, вот и отправил в церковь меня.
29 
