22 
Ахматова утвердила малую форму, сообщив ей интенсивность выражения. Образовалась своего рода литературная «частушка». Это сказалось как на величине стихотворений, так и на их строении. Господствуют три или четыре строфы – пять строф».
Борис Эйхенбаум. «Анна Ахматова: Опыт анализа»
Ответ
Гр. В. А. Комаровскому
- Какие странные слова
- Принес мне тихий день апреля.
- Ты знал, во мне еще жива
- Страстная, страшная неделя.
- Я не слыхала звонов тех,
- Что плавали в лазури чистой.
- Семь дней звучал то медный смех,
- То плач струился серебристый.
- А я, закрыв лицо мое,
- Как перед вечною разлукой,
- Лежала и ждала ее,
- Еще не названную мукой.
Весна 1914
Царское Село
Уединение
- Так много камней брошено в меня,
- Что ни один из них уже не страшен,
- И стройной башней стала западня,
- Высокою среди высоких башен.
- Строителей ее благодарю,
- Пусть их забота и печаль минует.
- Отсюда раньше вижу я зарю,
- Здесь солнца луч последний торжествует.
- И часто в окна комнаты моей
- Влетают ветры северных морей,
- И голубь ест из рук моих пшеницу...
- А не дописанную мной страницу,
- Божественно спокойна и легка,
- Допишет Музы смуглая рука.
6 июня 1914
Слепнево
«Подошла я к сосновому лесу...»
- Подошла я к сосновому лесу.
- Жар велик, да и путь не короткий.
- Отодвинул дверную завесу,
- Вышел седенький, светлый и кроткий.
- Поглядел на меня прозорливец
- И промолвил: «Христова невеста!
- Не завидуй удаче счастливиц,
- Там тебе уготовано место.
- Позабудь о родительском доме,
- Уподобься небесному крину.
- Будешь, хворая, спать на соломе
- И блаженную примешь кончину».
- Верно, слышал святитель из кельи,
- Как я пела обратной дорогой
- О моем несказанном веселье,
- И дивяся, и радуясь много.
Июнь – июль 1914
Дарница – Слепнево
«Вижу, вижу лунный лук...»
- Вижу, вижу лунный лук
- Сквозь листву густых ракит,
- Слышу, слышу ровный стук
- Неподкованных копыт.
- Что? И ты не хочешь спать,
- В год не мог меня забыть,
- Не привык свою кровать
- Ты пустою находить?
- Не с тобой ли говорю
- В остром крике хищных птиц,
- Не в твои ль глаза смотрю
- С белых, матовых страниц?
- Что же кружишь, словно вор,
- У затихшего жилья?
- Или помнишь уговор
- И живую ждешь меня?
- Засыпаю. В душный мрак
- Месяц бросил лезвие.
- Снова стук. То бьется так
- Сердце теплое мое.
Июль 1914
Слепнево
«Бесшумно ходили по дому...»
- Бесшумно ходили по дому,
- Не ждали уже ничего.
- Меня привели к больному,
- И я не узнала его.
- Он сказал: «Теперь слава Богу,—
- И еще задумчивей стал.—
- Давно мне пора в дорогу,
- Я только тебя поджидал.
- Так меня ты в бреду тревожишь,
- Все слова твои берегу.
- Скажи: ты простить не можешь?»
- И я сказала: «Могу».
- Казалось, стены сияли
- От пола до потолка.
- На шелковом одеяле
- Сухая лежала рука.
- А закинутый профиль хищный
- Стал так страшно тяжел и груб,
- И было дыханья не слышно
- У искусанных темных губ.
- Но вдруг последняя сила
- В синих глазах ожила:
- «Хорошо, что ты отпустила,
- Не всегда ты доброй была».
- И стало лицо моложе,
- Я опять узнала его
- И сказала: «Господи Боже,
- Прими раба Твоего».
Июль 1914
Слепнево
«Тяжела ты, любовная память!..»
- Тяжела ты, любовная память!
- Мне в дыму твоем петь и гореть,
- А другим – это только пламя,
- Чтоб остывшую душу греть.
- Чтобы греть пресыщенное тело,
- Им надобны слезы мои...
- Для того ль я, Господи, пела,
- Для того ль причастилась любви!
- Дай мне выпить такой отравы,
- Чтобы сделалась я немой,
- И мою бесславную славу
- Осиянным забвением смой.
18 июля 1914
Слепнево
«В первых двух строчках здесь с совершенной точностью определено отношение жизни поэта к его творчеству, «человека» к «художнику». Человек сгорает в пламени своего переживания,– в данном случае, у Ахматовой, это переживание есть любовь; оно может быть иным, но, каково бы ни было по существу, соотношение останется тем же: внутреннее сгорание – и «песня» как его результат. «Священная жертва» его – он сам. Сам над собою заносит он жертвенный нож и знает, что если ему не «гореть», то и не «петь». Свою обреченность «гореть» Ахматова, как и всякий поэт, принимает раз и навсегда. В этом отношении первый, сказавший, что поэтом нельзя «сделаться», не договорил до конца: поэтом нельзя сделаться – и нельзя перестать быть. Кто в этом огне начал гореть – сгорит до конца.
22 
