Надпись на портрете

• Дымное исчадье полнолунья,
• Белый мрамор в сумраке аллей,
• Роковая девочка, плясунья,
• Лучшая из всех камей.
• От таких и погибали люди,
• За такой Чингиз послал посла,
• И такая на кровавом блюде
• Голову Крестителя несла.

15 мая 1946

Вторая годовщина

(Простые рифмы)

• Нет, я не выплакала их.
• Они внутри скипелись сами.
• И все проходит пред глазами
• Давно без них, всегда без них.

• . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
• Без них меня томит и душит
• Обиды и разлуки боль.
• Проникла в кровь – трезвит и сушит
• Их всесжигающая соль.

• Но мнится мне: в сорок четвертом,
• И не в июня ль первый день,
• Как на шелку возникла стертом
• Твоя «страдальческая тень».

• Еще на всем печать лежала
• Великих бед, недавних гроз, —
• И я свой город увидала
• Сквозь радугу последних слез.

31 мая 1946

Фонтанный Дом

«Мир не ведал такой нищеты...»

• . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
• Мир не ведал такой нищеты,
• Существа он не знает бесправней,
• Даже ветер со мною на ты
• Там, за той оборвавшейся ставней.
• . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

К пятидесятилетию лит<ературной> деятельности. Лекции

Ахматова и борьба с ней

<…> Я, уже бессчетное количество раз начисто уничтоженная, снова подвергалась уничтожению в 1946 дружными усилиями людей (Сталин, Жданов, Сергиевский, Фадеев, Еголин), из которых последний умер вчера, а стихи мои – более или менее живы, но имя мое в печати не упоминается (может быть, по старой и почтенной традиции), и о вышедшей в 1958 году книжке «Стихотворения» не было ни одного упоминания. <…>

Для памяти

Считаю не только уместным, но и существенно важным возвращение к 1946 году и роли Сталина в постановлении 14 августа. Об этом в печати еще никто не говорил. Мне кажется удачной находкой сопоставление того, что говорилось о Зощенко и Ахматовой, с тем, что говорили о Черчилле. Абсолютно невозможно приводить дословные цитаты из Жданова, переносящие нас в атмосферу скандала в комунальной квартире. С одной стороны, новая молодежь (послесталинская) этого не помнит, и нечего ее этому учить, а не читавшие мои книги мещане до сих пор говорят «альковные стихи Ахматовой» (по Жданову) – не надо разогревать им их любимое блюдо. Здесь совершенно неуместен объективный тон и цитирование, должно чувствоваться негодование автора [что-нибудь вроде: «мы отказываемся верить нашим глазам», «невозможно объяснить, почему о женщине-поэте, никогда не написавшей ни одного эротического стиха...»] по поводу того, что некто, считающий себя критиком, пишет непристойности. Ругательные статьи были не только в «Культуре и жизни» (Александровский централ), но и во всей центральной и периферийной прессе – четырехзначное число в течение многих лет. И все это в течение многих лет давали нашей молодежи как назидание. Это был экзаменационный билет во всех вузах страны.

Зощенко и Ахматова были исключены из Союза писателей, то есть обречены на голод.

После постановления 1946 года занималась темой «Пушкин и Достоевский» и «Гибель Пушкина». Тема первая огромна. Материала бездна. Сначала я просто теряла голову, сама не верила себе. Ирина Николаевна Томашевская всегда говорит, что это лучшее из всего, что я сделала. (Сожгла со всем архивом, когда Леву взяли 6 ноября 1949 г.)

Все места, где я росла и жила в юности, больше не существуют: Царское Село, Севастополь, Киев, Слепнево, Гунгенбург (Усть-Нарова).

Уцелели: Херсонес (потому что он вечный), Париж – по чьему-то недосмотру и Петербург – Ленинград, чтобы было, где преклонить голову. Приютившая то, что осталось от меня в 1950 году, Москва была доброй обителью для моего почти по смертного существования.

<1963>

Городу Пушкина

1. «О, горе мне! Они тебя сожгли...»

• О, горе мне! Они тебя сожгли...
• О, встреча, что разлуки тяжелее!..
• Здесь был фонтан, высокие аллеи,
• Громада парка древнего вдали,
• Заря была самой себя алее,
• В апреле запах прели и земли,
• И первый поцелуй…

8 ноября 1945

  65